— Ну, блин, Асгард в натуре!
Он-то думал, они окажутся под открытыми небесами, где-нибудь на морском берегу: наверное песок вызвал детскую ассоциацию с пляжем, да и телеэкран давал полную иллюзию девного света. А дело, оказывается, происходило в огромной, просто фантастических размеров пещере! Ее стены были сплошь усеяны крупными кристаллами гипса — прозрачными, коричневыми, желтыми, и все это таинственно переливалось в мертвенном свете многочисленных ртутных ламп. В центре была просторная площадка с оградой и угловыми постройками, воссозданная по образу легендарного Идавёлль-поля, где играли каменными шарами германские боги. За полем тусклым золотым блеском сияло высокое, под самый потолок, массивное сооружение. Видимо, подобие Валгаллы — обители павших, где одноглазый Вотан хранил свои сокровища и пировал с храбрейшими из смертных людей.
— Так, парни, нам главное до конунга этого добраться. — Лысый опустил фрамею на плечо и первым двинулся к трибуне — неторопливо, с этакой добродушной улыбкой. — Возьмем его в заложники, загоним копье в жопу, все будет тики-так…
Сейчас развернемся…
Развернуться не дали. В руках Хозяйки Ада как по волшебству возникла рация, и тотчас из угловой постройки выскочили трое — не в доисторических шкурах, а в камуфляже и с вполне современными автоматами. Пули прошли вплотную над головами, взрыли песок у самых ступней и заставили остановиться в паре шагов от алтаря.
— Спокойно, братва, хотели бы пришить — пришили бы. — Лысый миролюбиво сделал стрелкам ручкой и воткнул в землю копье. — А я пописаю, пожалуй.
Слова у него не разошлись с делом: он принялся невозмутимо мочиться в сторону жертвенника. Толпа зрителей ошарашенно взирала на святотатство, но устроители зрелища не растерялись. Очень скоро с трибуны на поле сошли четыре воина, все как на подбор мощные, ростом с Димона. Один нес на плече огромный боевой молот, каких викинги не употребляли. Должно быть, он «косил» под бога-громовержца Тора. Он шел прямо на Прохорова, но тот, на его беду, как раз в это время покосился в сторону пленниц… и с бессильным бешенством осознал, что Женя осталась в одиночестве — последним кандидатом на тот свет. Сергей захрипел и почувствовал, как внутри лопнул тяжелый огненный шар, глаза его горячечно заблестели, спутанные волосы поднялись дыбом, а в душе не осталось ничего, кроме ярости, — той самой, не знающей ни пощады, ни поражений. Именно в таком состоянии настоящие берсерки выходили без оружия против сотен врагов и не замечали ни боли, ни ран…
Жутко зарычав, Прохоров рванулся навстречу молотобойцу, со звериной легкостью увернулся от прогудевшей над ухом стали — и с ходу, глубоко и твердо, всадил фрамею врагу между ног.
Сознание его будто переместилось в некий параллельный пласт бытия: время здесь текло совсем по- другому, тело двигалось с убийственной целесообразностью, а смерть была не самым страшным, что может с человеком случиться.
— Суки! — Изнемогая от рвущейся ярости, Серега выхватил меч-скрамасакс — добротно отточенный, с полуметровым клинком, на котором красовалось руническое имя. Никогда прежде он не держал такого оружия, но рука приняла его, как родное. Прохоров завертелся волчком, рубясь с тремя бер-серками одновременно…
Тут подоспели Лысый, Димон и Толя — и только шерсть полетела клочьями со звериных шкур! Через неполную минуту берсерки распластались на земле: трое тихо остывали, один корчился в предсмертных муках, прижимая ладони к распоротому животу. Отливающие перламутром внутренности облепил желтый песок.
— То-то же, сволочи! — Со страшным звериным оскалом Димон потащил раненого к алтарю, бросил на груду тел, перерезал горло — и заревел на всю пещеру, потрясая в воздухе окровавленным мечом: — Вотан капут! Вотан капут!
Но отстаивать честь своего божества в равной драке здесь не привыкли. Хозяйка Ада поднесла к губам рацию, раздался одинокий выстрел, и Димон упал к подножию алтаря с пробитой головой, а на поле с диким воем повалили берсерки — не менее полудюжины. И началось…
— Ну, суки! — Прохоров, ощерясь, отбил клинком топор, резко присев, рубанул врага по напряженному бедру и уже падающему, испытывая яростное упоение, располосовал шею — только кровь брызнула фонтаном из рассеченных артерий! Скрамасакс он держал двойным хватом и работал им как японской катаной: никакого фехтования, контроль средней линии, ни одного пустого движения. Не дураки были азиаты, создавшие эту уникальную, математически выверенную систему ведения боя. О, весьма действенную!.. Покончив со своим противником, Прохоров пришел на помощь Толе Громову, полоснул хрипящего берсерка по животу — и не удержался от презрительного оскала. Под распоротой шкурой оказался кевларовый бронежилет.
— Хитрожопый, да? — Мгновенно сменив тактику, Серега в кувырке отлетел берсерку в ноги и сунул меч снизу вверх. Берсерк выронил топор, страшно закричал и, зажав рану ладонями, начал медленно опускаться. Удар Толи Громова тут же проломил ему голову.
— Мочите их, парни, мочите, помянем Димона! — Со зловещей улыбкой Лысый разрубил врагу колено, подсек, бросив навзничь, и приготовился: добить… И тут оказалось, что под вонючими шкурами скрывались не только бронежилеты, но и стволы. Если Лысый и догадался об этом, то слишком поздно. Выстрел в упор превратил его лицо в кровавое месиво…
И в это же самое мгновение до устроителей, похоже, окончательно дошло, что веселая и почти не опасная забава испорчена безвозвратно. Над полем раздался усиленный мегафоном властный окрик Хозяйки, и автоматные очереди заставили сражающихся остановиться. Наступила тишина, только хрипло стонали раненые да, подобно океанскому-прибою, волновалась возбужденная толпа. Двое.уце-левших берсерков, прихрамывая, убрались, а к Прохорову и Толе Громову в сопровождении автоматчиков приблизилась сама Хозяйка…
…И они услышали чистейшую русскую речь. В первый миг они даже не поняли, что к ним обращаются на родном языке, и Хозяйка была вынуждена повторить:
— Снимайте все с себя, а то яйца поотшибаю. В руке она сжимала «беретту 92» модели "S" — и в подтверждение своих слов пулей в сердце добила раненого берсерка, застрелившего Лысого.
— Ну!
— Баранки гну. — Нормальное восприятие мира уже вернулось к Прохорову. Мгновенно прикинув дистанцию, он помрачнел — нет, не успеть, завалят — и решил заговаривать зубы. — Девочка моя у вас на цепи. Без нее мне яйца не нужны. — А сам подшагнул чуть ближе и незаметно подмигнул Толе Громову — сейчас, сейчас, корешок, мы эту размалеванную суку в капусту порубим!
