Прошлой ночью она показалась Скаю хорошенькой, но сейчас, при свете дня, выглядела настоящей красавицей. Никаких черных одежд — на ней были белые джинсы и голубая блузка, выгодно оттенявшие загар. Она сидела на скамейке и болтала босыми ногами, сандалии валялись на земле. Следы от ремешков образовывали на загорелой коже букву V, и Скай сразу подумал о руне Кеназ, ассоциирующейся с факелом. Означала руна инициацию. Или ученичество, о котором говорила Паскалин? Он вдруг подумал: а не может ли узнать больше от этой девушки, чем от своей лысой бабки, пусть та ему и родня? Ощущение это только усилилось, когда Скай заметил что-то блестящее на стройной лодыжке — золотой ножной браслет.
Он оторвался от ног и посмотрел в ее глаза. Когда он только подходил, девушка читала, теперь же уставилась на Ская. Они играли в гляделки довольно долго, пока он наконец не шагнул вперед.
— Bonjour, — поздоровался Скай.
Она подняла руку и прикрыла глаза от солнца.
— Bonjour.
— C’est Jacqueline, n’est-ce pas?
Она кивнула.
— Jacque. Et vous? — Она указала большим пальцем в небо.
— Oui. — Скай кивнул на скамейку. — Puis-je…?
— Je vous en prie.[15]
Он последовал приглашению. Жаклин отложила книгу и посмотрела на юношу. Даже сидя, Скай на фут возвышался над ней. Теперь он видел, что глаза у девушки не черные, как показалось прошлой ночью, а темно-карие. И очень густые ресницы, черные, как вуаль, которая накануне скрывала ее лицо, и как волосы, сегодня аккуратно обрамлявшие лицо. Когда Жаклин кивала, они падали ей на глаза.
Накануне Скай убедился, что девушка говорит по-английски намного лучше, чем он — по-французски, и не хотел сейчас оказаться в невыгодном положении.
— Вы ждали здесь меня?
— Ждала? Почему же? Разве это не прелестное местечко?
Он улыбнулся.
— Разумеется. Но наверняка здесь много прелестных местечек, где, как вы знали, меня можно встретить.
Девушка пожала плечами, но не в знак отрицания. Множество вопросов, вертевшихся на языке, казались слишком прямыми. Трудно вести непринужденную беседу с человеком, с которым познакомился только накануне ночью, прячась от толпы призраков. Поэтому Скай просто сказал:
— Вы хорошо владеете английским.
— Не так уж и хорошо. Но я ходила в школу в Борн-Муте. — Она произнесла название Борнмут так, будто оно состояло из двух слов. — Там я училась. А как вам удалось освоить французский?
— Немного занимался в школе. А этим летом прослушал курс на компакт-дисках. Pas bien.[16]
— Тогда, возможно, если вы задержитесь здесь на некоторое время, станете говорить лучше.
Она смотрела прямо в глаза Ская, и ему хотелось ответить: «Да, если вы будете моим учителем». Но желательно было произнести эти слова на французском, но, пока Скай раздумывал над ответом, послышался грохот. На площадь выехал мотороллер, сверкающий полированной сталью и зеркалами. Глушитель был неисправен, или же его специально сняли, так или иначе, мотор издавал громоподобный рев. Особенно громко он рыкнул, когда мотороллер остановился возле скамейки, после чего седок выключил двигатель.
Волосы вновь прибывшего были черными, как у девушки. Уложенные гелем, они торчали, словно петушиный гребешок, над загорелым лицом и зелеными глазами, перебегавшими со Ская на Жаклин и обратно. В них плескалась неприкрытая ярость.
— Брат? — с тревогой спросил Скай.
— Кузен, — ответила Жаклин на французский манер. — Его зовут Джанкарло.
Она не представила молодых людей друг другу, только что-то пробормотала, так быстро, что Скай не разобрал ни слова. Юный Джанкарло — Скай предположил, что ему лет восемнадцать, — кинул на него сердитый взгляд, сплюнул, чуть не попав Скаю на ботинок, завел мотороллер и с форсом, на одном заднем колесе, вылетел с площади. Звук ревущего мотора быстро стих вдали.
— Хм, кузен? — Скай осознал, что на несколько секунд задержал дыхание, и теперь шумно выдохнул. — Это хорошо.
— Почему хорошо?
Настала очередь Ская пожимать плечами.
— Значит, он не может быть вашим парнем.
— Почему нет?
Скай заерзал под прямым взглядом девушки.
— Ну, вы не можете… Я хочу сказать, что, по крайней мере, в Англии, девушка не может… Вы понимаете… Встречаться со своим двоюродным братом.
Скай почувствовал себя крайне неловко, когда память услужливо подбросила мысль о его собственной кузине. Нет, он никогда не думал о Кристин в таком духе… Почти никогда. Не очень часто…
Жаклин, казалось, наслаждалась его смущением.
— Но здесь не Англия. На Корсике люди иногда женятся на кузинах.
— Не допускать чужих?
— Что?
— Такое выражение. — Скай улыбнулся. — Но не будут ли в результате дети немного…
Он прикрыл глаза, высунул язык и скорчил идиотскую гримасу. Когда же снова открыл глаза, то увидел, что Жаклин не поддержала шутку.
— Как я, вы хотите сказать? Мои родители приходились друг другу кузенами.
— Приходились?
— Они погибли, когда я была маленькой. Разбились в аварии.
— Простите.
Скай откашлялся, отчаянно желая сменить тему разговора. Но на уме у него была только семья Жаклин.
— А как ваша бабушка? С ней все в порядке? В смысле, ночью она казалась немного… Расстроенной.
— Расстроенной? Это неподходящее слово. Я помню, в Борн-Муте англичане всегда говорили меньше, чем хотели сказать.
Она наконец отвела взгляд от Ская и уставилась прямо перед собой.
— Она была… Desolee. — Жаклин снова посмотрела на него. — Как это будет по-английски?
— Desolee? — Скай задумался. — Это как несчастная? То есть очень печальная?
Она покачала головой.
— Нет, опять недостаточно. Слишком слабо. Многие годы она думала, что не осталось ни одного Маркагги. Кроме лысой. А потом появляетесь вы.
— Но я не… На самом деле не… — Скай взглянул на нависшие над скамьей ветви. — Я англичанин. Наполовину норвежец. Моя фамилия — Марч.
— Для нее вы корсиканец! Как будто вы родились и прожили здесь всю жизнь. — Жаклин наклонилась и пристально посмотрела в его глаза. — Понимаете? Вы Маркагги и напоминаете ей обо всем, что она потеряла.
Скай решил прикинуться дурачком.
— Потеряла? — переспросил он. — Но я у нее ничего не забирал.
Девушка нахмурилась.
— Вы не знаете?
— Не знаю о чем?
Она уставилась на Ская.
— О вендетте.
— Что это такое?
