Третье пророчество

последнее.

Густавссон вопросительно поднял бровь на помощника.

– Шеф, простите... Шутка.

– Автокатастрофа, – повторил вслух Густавссон. – Значит, есть и могила?

– Что, простите?

– Я говорю, значит, удочери есть могила?

– Шеф, мы работали по максимуму необходимых параметров. Это оптимальное сочетание. В конце концов, еще такой фактор, как потенциальное согласие, тоже учитывался...

– Не надо суетиться, – прервал помощника Густавссон и начал размышлять вслух: – До Америки еще дело не дошло, может быть, и не дойдет.

– Но если даже дойдет, к этому времени можно будет принять кое-какие меры. – Помощник выразительно посмотрел на своего шефа.

* * *

Густавссон молча заходил кругами по комнате. Помощник знал: это верный признак того, что шеф впал в серьезную задумчивость.

Наконец он остановился у окна и уставился на улицу. Что-то было не так, а что именно, Густавссон пока не понимал. Ну, русскую еще не привели до конца в чувство. Но это обычный рабочий момент, в конце концов. Потоцкий этот какой-то не до конца еще понятный. Взять одну эту его интрижку с принцессой Сан- Касини, да и черт бы с ней, что тут необычного? К тому же к главному разговору с ним они еще не приступили, нервничать рано. Нет, тревога шведа относилась к чему-то совершенно другому. Американские гости? Может быть, с ними какая-то проблема? Густавссон еще раз пробежал глазами по тексту досье и фотографиям американцев. Никакого подвоха здесь, по крайней мере пока, не чувствовалось. А что может быть еще?

Он еще некоторое время продолжал мрачно смотреть на улицу. И вдруг он увидел источник своей тревоги. Это была синяя «мазда», в которой сидели водитель и пассажир. Теперь Густавссон вспомнил, что эта парочка давно скучает в автомобиле. Когда он сегодня приехал на Карл-Густав-Вейе, «мазда» уже была здесь.

Нельзя сказать, что Эрика Густавссона так уж расстроило само по себе появление этого автомобиля. При его работе к этому давно можно было уже привыкнуть, таких синих «мазд» в его жизни было сколько угодно и, как правило, в самые неподходящие моменты. Нет, тут дело было скорее в интуиции, это она шептала ему, что на этот раз стоит ждать довольно больших неприятностей.

«Если дело так пойдет дальше, придется потратить крупные деньги на психоаналитиков, – сердито подумал Густавссон. – Ас другой стороны, как ты хотел, если вся твоя работа построена на сплошных нервах?» И в отличие от них – тех, кто играет на противной стороне, – у него не было мощных успокаивающих факторов. У него не было социальных гарантий от государства, и его завтрашний день никогда не был ничем защищен. Он не возвращался вечерами после обычного трудового дня в свою милую семью, где его могли утешить и обсудить с ним бюджет на ближайший отпуск, потому что у него давно уже не было никакой семьи. У него не было никого и ничего за спиной, и потому он был очень одинок. Он, конечно, и раньше догадывался, что эти опасные мысли рано или поздно полезут в его голову. Так и вышло. С возрастом упаднические настроения мешали ему все больше и больше. Наверное, пора было потихоньку задуматься о том, как уйти на покой и где он, собственно, находится, этот покой, как выглядит. В крайнем случае все еще можно будет переменить. Если совсем уж захочется, почему бы и нет? Разве он не знает, что с любым государством можно спокойно договориться о купле-продаже? Нужно только продать себя подороже, хотя денег на безбедную старость на каком-нибудь симпатичном острове Карибского бассейна ему и так давно хватило бы. А от государства нужно было только одно – гарантия неприкосновенности. Десятки его коллег уже давно так и поступили. Просто в один прекрасный день государство посчитало, что польза, которую они могут ему принести, куда больше, чем тот ущерб, который они нанесли ему за всю свою долгую жизнь. Пара подписей, и ты из профессионального злодея и криминального авторитета превращаешься в безобидного старикашку, законопослушного пенсионера... «Заманчиво», – вздохнул про себя Густавссон. Но пока еще на отдых его не отпускали дела. Серьезные дела, которые никак нельзя было оборвать вот так посередине. Беда только в том, что пока он заканчивал одни большие дела, одновременно с этим начинались другие, от которых просто дух захватывало. И дальше все было устроено точно по такой же жизненной схеме, что и у белки в колесе. С той лишь разницей, что даже у белки в колесе была уверенность в ее завтрашнем дне – в отличие от Эрика Густавссона.

На набережной Бигдой в Осло царило умиротворение раннего летнего вечера. Гуляющая публика жмурилась на мягком закатном солнышке, улыбалась, рассматривала кораблики в море и бродила между рыбными ресторанчиками, выбор которых здесь был особенно богат. Достаточно было провести здесь чуть более часа, чтобы почувствовать себя жителем волшебного, совершенно иллюзорного мира, в котором все проблемы давным-давно уже решены. Только и оставалось, что радоваться солнцу, морю, улыбаться друг другу и медленно прогуливаться по направлению к вкусному ужину с хорошим вином. В этом мире не жили террористы, бандиты и шпионы, они находились в какой-то другой, злой сказке, из которой сюда ходу не было. Может быть, поэтому появление здесь шведского тролля Эрика Густавссона с восточного вида красавицей можно было принять лишь за романтическое свидание. Казалось, когда мужчина идет в такой вечер и с такой женщиной по набережной Бигдой, он способен думать и говорить только о любви. В любом случае это было бы правильным наблюдением. В любом, но не в том, когда рука об руку по набережной Бигдой прогуливались глава Международного бюро научно-технических исследований и связная руководства террористического крыла одной крупной арабской организации.

Пожалуй, именно эта мысль посетила двух мужчин лет около сорока при виде эффектной парочки.

– Неприятное ощущение, правда, Джим? Как будто мы с тобой подглядываем за влюбленными! – хохотнул один из них.

– В любом случае не нужно мешать их отношениям, – улыбнулся Джим приятелю.

– А стоило бы! – живо возразил тот. – Трудно себе представить! На наших глазах международный преступник о чем-то договаривается с террористами, а мы с тобой стоим тут как ни в чем не бывало и боимся разрушить такую хрупкую идиллию!

– Брось болтать. Не забывай, что эта красотка официальный сотрудник какого-никакого, а посольства в здешнем королевстве. В отличие от нас с тобой. Я-то еще ладно, – хмыкнул Джим. – Можно сказать, сотрудник информационного отдела Госдепа, а ты и вовсе мелкий журналист. Ты хоть помнишь, из какой ты газеты?

– Ладно-ладно! – огрызнулся приятель. – Пусть договариваются. Подумаешь, получат террористы парочку новеньких ракет, шарахнут где-нибудь по мирным гражданам.

– Это не наша забота, – вяло напомнил Джим.

– Конечно, не наша! Только у меня такое ощущение, что это вообще никого не заботит, раз они тут так свободно все прокручивают...

– Сделай милость, заткнись и жди.

– И чего ждать? Когда шарахнет?

– Когда он останется один.

* * *

Скоро такой момент настал. Арабская красавица покинула столик в уличном кафе, за которым остался сидеть шведский тролль. Через минуту около этого столика нарисовались две мужские фигуры.

– Господин Густавссон? – вежливо улыбнулся Джим.

– Допустим, – равнодушно пожал плечами тролль.

– Разрешите к вам присесть?

– Кто вы такие? – угрюмо поинтересовался Густавссон, хотя по выговору он уже понял, что перед ним американцы. «Мартинес – скотина, – подумал он, – мог бы и предупредить. За что только я ему деньги плачу...»

– Вам привет от президента Буша.

– Это я уже понял. А конкретнее?