М. Жанену «силой усмирить чехов, наших военнопленных»[277] – после развала фронта он утратил реальное влияние на события. Чешское командование не погнушалось даже остановить поезда с беженцами, больными и ранеными, пока не пройдут их собственные эшелоны, в которых они везли и тонны награбленного добра (от золота до домашней утвари; позднее на увезенные ценности легионеры корпуса открыли крупный банк в Праге). Из 800 тысяч беженцев, уходивших с белой армией на восток, 200 тысяч замерзли и погибли; среди них были семьи многих офицеров. Возмущенный этим генерал В.О. Каппель даже вызвал на дуэль чешского командующего генерала Яна Сыровы, но тот не ответил на вызов...
Сам Колчак поначалу принял решение отходить вместе с войсками и дожидался их подхода. Из Омска он выехал 12 ноября, за 2 дня до его эвакуации, отдельным литерным поездом. Одной из его забот было стремление предотвратить захват чехами, союзниками или партизанами золотого запаса. Предложение генерала Жанена передать золотой запас под охрану союзников Колчак категорически отверг, заявив, что пусть лучше он достанется большевикам, но останется в России, чем будет увезен за границу. Все ценности были погружены по его приказу тайно, ночами, в специальный эшелон под знаками Красного Креста, и его охрана ждала часа отправления. Среди специальных грузов был и вагон с собранными вещами царской семьи и вещественными уликами их убийства. По поручению Колчака генерал Дитерихс доставил эти вещи во Владивосток, а там их погрузили на английский корабль.
В армии по ходу поражений назревала новая оппозиция в лице командующего 1-й Сибирской армией, молодого генерала Анатолия Пепеляева (брата колчаковского министра Виктора Пепеляева). Еще в июле он установил связь с опальным Р. Гайдой и начал выступать за демократизацию режима и немедленный созыв Учредительного собрания. Тогда Колчак отчитал его и поставил на место.
Теперь же, после падения своей столицы, размышляя над путями выхода из кризиса, он решается на уступки и назначает председателем Совета министров вместо П.В. Вологодского В.Н. Пепеляева, который под влиянием поражений тоже резко спланировал «влево». Пытаясь спасти положение, правительство в воззвании к народу от 19 ноября – уже из Иркутска – стремится вселить веру в лучшее будущее и заверяет, что выборы в Государственное земское совещание, намеченные на декабрь, будут проведены в срок. Новый премьер Виктор Пепеляев в интервью прессе выступает с многозначительным заявлением, подчеркивая, что его программа включает в себя «отказ от системы военного управления страной» с передачей основных полномочий гражданским властям и расширение прав Государственного земского совещания.[278] В подтверждение этих обещаний 8 декабря правительство принимает постановление, согласно которому состав Государственного земского совещания становится целиком выборным (во изменение изданного за месяц до этого положения о совещании, устанавливавшего смешанный состав: на две трети выборный и на одну треть назначенный). Понимая недостаточность этих мер, Пепеляев начинает добиваться от Колчака созыва Земского собора.
Впрочем, теперь, после оставления Омска и развала фронта, все это имело уже чисто умозрительное значение. В декабре 1919 года был оставлен Томск. Трагическая развязка приближалась.
И здесь роковую роль в судьбе Колчака сыграли союзники. В условиях поражений армии Колчака и быстрого продвижения Красной армии перед ними было два выхода: либо оставаться на стороне белых, либо пойти на компромисс с красными и повстанцами с целью самосохранения и последующей эвакуации на родину. Генерал М. Жанен и командование чехословацкого корпуса в конце концов избрали последнее.
Когда поезда Верховного правителя дошли до Новониколаевска, уперлись в эшелоны чехов и Колчак потребовал пропустить его вперед, то получил отказ. И ничего не смог поделать, так как уже не имел под рукой вооруженной силы – разрозненные русские части отступали вдоль магистрали по снегу. Верховный правитель фактически превратился в заложника чехов, будучи оторванным и от правительства, и от армии.
Армия продолжала стремительно таять, и уже не столько от красноармейских частей, сколько от повстанцев и партизан. Восстания вспыхивали одно за другим, и в них вовлекались распропагандированные большевиками и эсерами деморализованные солдаты погибающей армии. После удара под Красноярском армия по существу распалась. Жалкие ее остатки, не имея возможности отступать по железной дороге, занятой чехами, двигались к Иркутску в лютые сибирские морозы по бездорожью, теряя людей от обморожений, тифа и недоедания. Лишь неукротимая воля 38-летнего генерала Владимира Оскаровича Каппеля, назначенного командующим остатками фронта, сумела еще сплотить и удержать от гибели сохранившиеся остатки войска. Крутыми мерами Каппель и его соратники поднимали дисциплину. За неисполнение боевого приказа командующий 3-й армией генерал Войцеховский лично застрелил командира корпуса генерала Гривина.
На станции Нижнеудинск за Красноярском поезда Верховного правителя (его собственный и с золотом) в декабре вновь были задержаны чехами. Сюда же прибыл навстречу из Иркутска с требованием «реформ» новый премьер В. Пепеляев. Под предлогом охраны от нападения чехи фактически взяли поезда Верховного и его самого под контроль. Колчаку была вручена телеграмма генерала Жанена с предложением оставаться на месте до выяснения обстановки. А обстановка запуталась окончательно…
Незадолго до Нового года вспыхнуло восстание в Иркутске, где и раньше были сильны социалистические настроения. Пытаясь еще что-то спасти, группа министров из Иркутска телеграфировала Колчаку просьбу об отречении. К тому времени адмирал утратил реальную власть. Понимая это, 4 января 1920 года на станции Нижнеудинск в ответ на телеграмму министров он сложил с себя полномочия Верховного правителя, передав их А.И. Деникину (войска которого к тому времени уже тоже отступали по всему фронту) и одновременно предоставив власть на Востоке атаману Г.М. Семенову.
Одно время он обдумывал мысль пробиться со своим конвоем, состоявшим из 60 офицеров и 500 солдат, в Монголию. Но после откровенного разговора на эту тему солдаты конвоя, которым адмирал предложил свободу выбора, ночью покинули его. Офицеры же, не отказываясь в принципе следовать за ним, высказали свое мнение, что безопаснее уходить поодиночке. По описанию очевидца этой драматической сцены, на вопрос Колчака: «Что же, вы бросаете меня?» – старший офицер ответил: «Никак нет, Ваше высокопревосходительство, если Вы прикажете, мы пойдем». [279] Но было ясно, что они не верят в успех. Ему ничего не оставалось, как положиться на судьбу.
Переносить подобные удары было тяжело. По воспоминаниям очевидцев, Колчак поседел за одну ночь. После отречения адмиралу было заявлено, что он взят под международную охрану. Личная охрана его (остатки конвоя) была заменена чехами. Отсюда ему был предоставлен только один вагон, расцвеченный союзными флагами. «Золотой эшелон» тоже перекочевал под охрану чехов. Вагоны Колчака и Пепеляева прицепили к эшелону одного из чешских полков.
Когда 15 января поезд Колчака прибыл в Иркутск, город был уже в руках повстанцев. Они согласились пропустить дальше союзных представителей и чехов при условии выдачи Колчака. Несмотря на данные ранее заверения и «гарантии» безопасности и защиты, французский генерал М. Жанен и чехи предали адмирала. Жанен предложил взять Колчака под охрану стоявшему неподалеку японскому батальону, но японцы уклонились, ссылаясь на отсутствие инструкций на этот счет. Таким образом, никто из них не хотел брать на себя ответственность.
Около 9 часов вечера Колчаку и Пепеляеву объявили, что они арестованы повстанческим «Политцентром». Их препроводили в губернскую тюрьму.
Чехи успели прихватить с собой часть русского золотого запаса (около 40 миллионов золотых рублей), а впоследствии основали в Праге Банк для чешских легионеров.
Примерно треть золота Колчака (по мнению американских экспертов фирмы «Пинкертонс») попала в руки к японцам. Эта часть была передана им под расписку на временное хранение атаманом Семеновым и
