весьма щедры, я польщена, что ты подумала обо мне, и, надеюсь, ты поверишь, что я не хочу тебе вреда. Я ни в чем тебя не виню. Ты мне всегда нравилась, и я всегда тебя уважала и всегда считала тебя забавной, искренней, смелой и уверенной в себе, – мне такой никогда не стать, и поэтому я хочу быть с тобой предельно откровенной. Ты знаешь, что я, как и многие другие родители из первого класса, считаю, что у Эми есть проблемы, особенно в том, что касается правдивости. Мне известно, что и учителя, и некоторые родители уже беседовали с тобой об этом. Надеюсь, теперь ты убедилась, что проблема вполне серьезна. Постарайся поставить себя на мое место. Я не могу игнорировать собственные принципы. Мы с Марком воспитываем Люси открытой и честной, а рядом с Эми она чувствует себя растерянной и запутавшейся.

Концовку письма Чарли уже видела, но сейчас прочла совсем иными глазами, зная, что автор вовсе не собирался убивать себя.

Мне жаль. Меньше всего я хочу причинить кому-нибудь боль или расстроить. Лучше мне не вдаваться в долгие подробные объяснения – я не хочу лгать и не хочу усугублять ситуацию. Пожалуйста, прости. Знаю, я кажусь ужасно эгоистичной, но я должна думать о том, что лучше для Люси. Мне действительно искренне жаль.

Джеральдин.

– Хэй, поди, обрадовался этому письму, как кот сметане. Понял, что может использовать вторую страницу в качестве предсмертной записки Джеральдин.

Чарли перечитала письмо еще раз.

– Похоже, Энкарна обвинила Джеральдин во лжи насчет поездки во Флориду. Что за фигня?

Саймон свернул на дорогу к Корн-Милл-хаус.

– Почти на месте, – сказал он. – Хотя, может, и опоздали.

Чарли и не заметила, что они уже давно не стоят на переезде. Ремень безопасности был по-прежнему расстегнут, а Саймон по-прежнему вел машину так, будто он на олимпийской дистанции по бегу с препятствиями.

– Аккуратней! – крикнула Чарли, едва не прошибая крышу головой. – Яма! Руль тебе на что?!

Саймон виновато глянул на нее.

– Файл с дневником. – Чарли выбросила окурок в окно. – Он ведь оказался в компьютере Джеральдин до того, как она умерла…

– Задолго, – согласился Саймон. – И открывали его несколько раз. Норман записал все даты. И во все эти дни Джеральдин была жива – кроме последнего раза.

– А в последний раз…

– В последний раз дневник открывали третьего августа, уже после ее смерти. Хэй открыл файл после того, как убил ее. Нет, вы только гляньте! – Саймон стукнул по рулю обеими руками. Прямо на них ехал курьерский фургон DHL, и разминуться с ним было негде, дорога слишком узкая. – Нет! Нет, это ты езжай назад, мудак чертов!

– Посмотри на его лицо, – заметила Чарли. – Он не уступит. Что ты?.. Саймон, пока ты вылезешь и объявишь ему, что ты полицейский… Быстрее получится, если сдадим назад…

Саймон послушно захлопнул дверцу и дал задний ход, въезжая в кусты. Чарли представила, как выходит замуж, щеголяя в гипсовом корсете.

– Но как Хэй добрался до компьютера Бретериков? Означает ли это, что Хэй спланировал убийство Джеральдин и Люси за недели до того, а то и месяцы? Если он открывал файл с дневником задолго до…

– Он этого не делал, – ответил Саймон.

– Не делал? А кто тогда? Сама Энкарна?

– К тому моменту она была давно мертва. – Саймон скупо улыбнулся. – Книга, которую вчера вечером принесла Салли Торнинг, – ты так и не спросила про нее.

– Господи, через минуту я сама напишу предсмертную записку.

– Это дневник Энкарны Оливар. Написанный по-испански. Помнишь, где работала Джеральдин Бретерик?

– В службе техподдержки, разве нет?

– Да, но где?

– Гм… не знаю!

– В Институте Гарсия Лорки. (Чарли изумленно молчала.) Дневник в компьютере Джеральдин – это второй вариант. Норман нашел стертый файл, написано осмысленно, но неловко, деревянно…

– А Джеральдин знала испанский?

– Я позвонил в Институт Гарсия Лорки сразу после разговора с Норманом. Да, испанский она знала. На работу туда берут только тех, кто говорит по-испански.

– Господи! Джеральдин переводила дневник Энкарны. Для Хэя. Поэтому он и оказался в ее компьютере.

Саймон кивнул:

– Правильно. – Но придется заставить Хэя разговориться, если хотим узнать зачем.

Они наконец снова двинулись вперед.

– Я должен был увидеть связь между этими женщинами раньше. Должен был связать место работы Джеральдин и национальность Энкарны. В дневнике полно слов и фраз в кавычках – там, где Энкарне показалось лучше сказать по-английски. «Все о’кей», «момент истины», «статус кво»…

– «Статус кво» – это латынь, – заметила Чарли.

– В оригинале, рукописном оригинале, подобные выражения даны по-английски. Джеральдин, переводя дневник, наверное, решила выделить их кавычками.

– Ага, вот как ты догадался. Кавычки! Задание Стейси по французскому. Тот стишок, «Мой друг Франсуа». Там пара выражений тоже в кавычках. И ты понял, что это перевод, так?

– Я бы все равно догадался, – сказал Саймон.

– Не факт, – раздраженно буркнула Чарли. Выходит, он разгадал этот ребус случайно, походя. Ни секунды не думал над ним. – Ты сжульничал, – спокойно сказала она.

Они подъехали к Корн-Милл-хаус. В жарком мареве дом и сад казались спокойными и призрачными, точно потусторонними. Бретерика здесь нет, подумала Чарли. Она кожей чувствовала безлюдность этого места.

Саймон позвонил в дверь. Не дождавшись ответа, разбил окно. Несколько минут они суматошно носились по особняку, распахивая каждую дверь, заглядывая под мебель. Чарли обратила внимание, что осмотр ванных комнат Саймон предоставил ей. Марка Бретерика в доме не было. Дом стоял пустой.

– И что, по-твоему, эта линия означает? – спросил Селлерс у Гиббса, глядя на длинную тонкую полоску красного скотча, разделяющую пол пополам.

Ключ от офиса они получили у Ганса, помощника Марка Бретерика, – худого как палка, обстоятельного немца, мешковатые вельветовые брюки и белые кроссовки которого, казалось, весили больше, чем он сам.

– Какая-нибудь хрень со здоровьем и безопасностью, – ответил Гиббс, переступая через красную линию.

– Осторожно, – предупредил Селлерс. – Еще взорвется что-нибудь.

– Нельзя же просто заглянуть в офис и уйти. А вдруг он здесь?

Селлерс вздохнул и нехотя последовал за Гиббсом. В школе у него было плохо с естественными науками, он их побаивался и ненавидел всевозможные научные лабораторные причиндалы – бунзеновские горелки, защитные очки, пробирки всякие. Ему не хотелось покидать затянутое бежевым ковролином, осененное зеленью в горшках убежище офиса и углубляться в лабораторную часть здания, где пахло химией, сияли яркие лампы, а под ногами был голый бетон.

Вдоль одной из стен выстроились шесть больших серебристых цилиндров. Это что, и есть Бретериковы магнитные холодильники? Селлерс представлял себе холодильники совершенно иначе. Может, это баки для хранения… да хрен его знает чего.

Другую стену занимали деревянные стеллажи, забитые катушками кабелей, сверлами, чем-то вроде большой серебристой змеи, какими-то штуковинами, напоминающими телевизионные пульты, еще там стоял

Вы читаете Домашняя готика
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату