– Здесь нет приятных комнат, – отрезает сержант Зэйлер, садясь напротив.
По ту сторону стола – лишь один стул, так что Саймону приходится стоять.
– У нас четыре допросных, и все одинаковые. Тут не отель, а полицейский участок.
Вивьен поджимает губы и выпрямляется.
– Детектив Уотерхаус, будьте любезны, введите миссис и миссис Фэнкорт в курс
Сержант Зэйлер язвительно подчеркивает последнее слово.
Саймон откашливается и переминается с ноги на ногу. Похоже, ему немного неловко.
– Заявлений о пропаже детей не поступало. Ни сегодня, ни вчера, ни две недели назад. Далее. У нас… э-э… не очень обнадеживающие новости из больницы Калвер-Вэлли. У них не осталось… э-э… ни плаценты, ни пуповины. Их хранят не дольше двух-трех дней. Это означает, что мы, к сожалению, не можем сравнить ДНК ребенка и последа…
– В больнице была одна женщина, – начинаю я, но в тот же миг меня перебивает Вивьен, перехватывая внимание слушателей. Я думаю, не сказать ли снова про Мэнди, но присутствие свекрови останавливает меня. Она наверняка объявит, что Мэнди не хватило бы ума задумать столь замысловатое преступление, как подмена младенца.
У меня в голове как будто сидит маленькая Вивьен. Можно подумать, что свекровь внедрила мне в мозг свою представительницу, которая ведет себя точь-в-точь как она сама, даже когда ее нет поблизости.
– Можно сделать анализ ДНК Элис и Дэвида и узнать, они ли родители ребенка?
Я отмечаю про себя, что Вивьен сказала «ребенка», а не «Флоренс».
– Можно, – сержант Зэйлер одаривает нас ледяной улыбкой, – но мы не станем. Если вы готовы оплатить такой анализ, займитесь сами. Пожалуй, так будет гораздо быстрее. Миссис Фэнкорт, у нас нет оснований заводить дело. Ребенок никуда не пропал. Ваши соседи не заметили ничего подозрительного. По всему выходит, что никто не исчезал, если, конечно, не считать исчезновения рассудка у вашей невестки. Мой подчиненный… – Она умолкает на миг и многозначительно глядит на Саймона. – Мой подчиненный очень добросовестно поработал. Он связался с больницей на предмет вещественных доказательств в виде плаценты и пуповины, но поскольку добыть их не удалось… боюсь, мы теперь мало что можем предпринять. И если бы даже мы их добыли… лаборатория загружена экспертизами по серьезным преступлениям. Наши средства ограничены, миссис Фэнкорт. Надеюсь, вы нас поймете.
Интересно, каково Саймону слышать «мой подчиненный». Намекнув на мою умственную неполноценность, эта Зэйлер даже не удостоила меня взглядом.
Кожей чувствую ее враждебность. Сержант Зэйлер занятой человек, и для нее мой рассказ о подмене ребенка – лишь глупые бредни, на которые не стоит тратить времени, но дело, кажется, не только в этом. Тут есть что-то личное.
Пациентам я объясняю – или, точнее, объясняла, – что с человеком, настроенным против тебя, нужно действовать по алгоритму ООСП: описание, объяснение, стратегия, последствия. Описываешь неприемлемые моменты его поведения и объясняешь, как это действует на твои чувства. Затем предлагаешь стратегию коррекции, обычно она состоит в том, чтобы объект прекратил свои враждебные выходки. Ну и перечисляешь положительные последствия для обеих сторон.
Не думаю, что сейчас готова применить этот алгоритм.
– Благодарю за совет, – говорит Вивьен. – Я непременно закажу анализ ДНК, чтобы вернуть покой в семью.
Никакой благодарности нет в ее голосе и в помине.
– Насколько я понимаю, вы тоже считаете, что младенец у вас доме – это не Флоренс Фэнкорт? – спрашивает сержант Зэйлер.
С самого своего возвращения Вивьен так и не высказала собственного мнения. Она пристально наблюдает за мной и Дэвидом. Нас обоих это угнетает. Как всегда, Вивьен предпочитает задавать вопросы, а не отвечать на них. Она засыпает тебя ими и внимательно слушает ответы. В первые дни нашего знакомства она вызывала мое удивление и глубокую признательность, интересуясь малейшими деталями моей жизни, мыслями, переживаниями. Такого внимания обычно ожидаешь лишь от родителей. Казалось, Вивьен твердо решила узнать обо мне все, что только можно. Будто собиралась сдавать экзамен. Я, конечно, всячески старалась ей помочь. Вивьен со своим острым умом все надежнее встраивала меня в собственную картину мира, и я казалась самой себе реальнее и значимее. С тех пор как я начала утаивать от свекрови некоторые детали своей жизни, я чувствую, что меня в мире словно бы убыло.
– Я видела Флоренс один раз, как только она родилась, – отвечает Вивьен, – и тотчас улетела с внуком во Флориду. Перед возвращением я успела поговорить с Элис. Она думает, что ребенок в нашем доме – не Флоренс, и я отнеслась к ее словам серьезно. Память выкидывает фокусы, сержант Зэйлер, – вы, несомненно, это знаете. Единственный способ проверки – это анализ ДНК.
С виду Вивьен спокойна, но в душе у нее, наверное, все трясется и волнуется, как и у меня. Кажется, будто мой мозг непрестанно колют ножом, превращая в кашу. Но мы обе остаемся вежливыми и сдержанными – маскируемся.
– Похож ли ребенок в «Вязах» на того, которого вы видели в больнице? – спрашивает Саймон.
Его предупредительность особенно приятна после бесцеремонности сержантши.
– Это ни к чему, констебль, – фыркает Зэйлер. – Нет оснований думать, что совершено преступление.
Обернувшись к Саймону, она бормочет что-то вроде «слить».
– Да, очень похож, – отвечает Вивьен.
– Ну еще бы, – прорывает меня. – Этого я и не отрицала.
– Не хотите ли сообщить еще одну плохую новость, констебль? – наседает сержант Зэйлер.
Саймону явно этого не хочется, о чем бы ни шла речь, а Зэйлер не терпится выставить его жупелом.
– Мой детектив проглотил язык. Что ж, тогда я скажу сама. Миссис Фэнкорт, вы отдали нам кассету с фотопленкой.
– Да.
Я подаюсь вперед. Вивьен мягко удерживает меня за локоть.
– Пленка испорчена. Как нам сказали, она засвечена. Ни один кадр не получился. К моему прискорбию.
В ее голосе ни намека на прискорбие.
– Что?! Нет!
Я вскакиваю. Мне хочется влепить оплеуху этой надменной, наглой, самодовольной Зэйлер. Она не представляет, каково мне сейчас, и даже не пытается войти в мое положение. Человек, настолько чуждый состраданию, не имеет права работать на такой должности.
– Но это же были самые первые снимки Флоренс. Теперь у меня даже нет… Господи…
Я падаю на стул и крепко сцепляю руки. Ни за что не позволю себе расплакаться на глазах у этой стервы.
Невыносимо думать, что я так и не увижу тех снимков. Хотя бы разок. Дэвид снял нас с Флоренс – щека к щеке. И как я целую ее в макушку. Крошечные пальчики Флоренс сжимают большой палец Дэвида. Флоренс отрыгивает на колене у медсестры: потешная рожица – будто зевает. Крупным планом – ярлык на ее кроватке-кювете: розовый слон с бутылкой шампанского. На животе синей ручкой: «Девочка. Мать: Элис Фэнкорт».
Я спешу отогнать эти воспоминания, пока они меня не раздавили.
– Очень странно, – замечает Вивьен и хмурится. – Ведь и я сделала в тот день несколько снимков Флоренс на новый цифровой аппарат.
– И что? – мгновенно реагирует Саймон.
Его начальница изображает полнейшее безразличие.
– То же самое. Во Флориде я обнаружила, что все они стерты. Но остальные снимки на месте. Исчезли только фотографии Флоренс.
–
Она говорит мне об этом только сейчас, в присутствии двух полицейских? Почему не рассказала, когда я
