Микаэла на цыпочках поднялась по лестнице. Оказавшись на верхней площадке, она перевела дух. Правый бок болел, как будто обожженный крапивой. Перед дверью спальни она задержалась на мгновение, ожидая, пока сердце немного успокоится, но вскоре поняла, что чем дольше медлит в нерешительности, тем труднее ей справиться с сердцебиением.
Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы не было слишком поздно!
Лайем стоял возле кровати, на которой был разложен прошлогодний маскарадный костюм. Он обернулся, услышав скрип открывающейся двери.
– Ты должна быть в больнице, – растерянно вымолвил он, избегая встречаться с ней взглядом.
– Скажи, что я не опоздала.
– Ты о чем? – смутился он.
Она подошла ближе и положила руку ему на лоб. Ей было необходимо прикоснуться к нему, но она боялась, что ее жест покажется ему слишком вольным.
– Хотелось бы мне не быть такой дурой. Я чувствую, что должна сказать сейчас какие-то слова, но не могу найти их. Целых двенадцать лет ты любил женщину, которой я всегда хотела стать. Когда я смотрела на тебя, на то, как ты возишься с детьми, я хотела быть такой женой, которую ты заслуживаешь. Но я… не могла.
Лайем погладил ее по волосам, и она почувствовала, что его нежное прикосновение так же естественно, как дыхание.
– Я знаю, Майк, но…
– Я люблю тебя. – Ее голос прозвучал высоко, почти пронзительно.
Лайем услышал в нем столько отчаяния, что сердце у него сжалось от боли.
– Прошу тебя, Майк… – Он отдернул руку.
– Я люблю тебя. Я хочу состариться рядом с тобой, Лайем Кэмпбелл. Я хочу сидеть рядом с тобой на веранде, пить лимонад и наблюдать, как взрослеют наши дети. Хочу устраивать воскресные обеды для всей семьи, видеть, как растут наши внуки, учить их ходить и говорить. Укачивать их, чтобы они засыпали у меня на руках.
Она придвинулась ближе и пристально посмотрела ему в глаза. В его взгляде отражалась любовь, чистая, как весенний дождь, выстраданная и сложная, как сама жизнь. Бесценный дар этого мягкого, сильного человека, который был рядом все эти годы и которого она так безжалостно обделяла чувством, ранила ложью и лицемерием.
– А как же Джулиан? – спросил он тихо. Впервые имя некогда любимого человека ударилось о скорлупу ее сердца и отскочило, не задев чувствительных струн.
– Он навсегда останется частью меня, но теперь я могу поместить его туда, где ему самое место – в прошлое. Он – часть моей беспокойной юности, которую я прожила слишком быстро, слишком трудно и к тому же в чужом, нереальном мире. – Она нерешительно прикоснулась к щеке мужа. – То, что я чувствовала к Джулу, было истинным, настоящим. Глупо и нечестно отрицать это. Я не хочу больше лгать себе, тебе, детям. Я любила Джулиана Троу. Но эта любовь была хрупкой, она не выдержала испытания временем. Даже когда она перестала существовать, я не могла с ней расстаться. Я пыталась склеить кусочки разбитой чаши, мечтала о том, что они еще могут срастись, как по волшебству. Я была слишком занята этим, чтобы заметить, что в руках у меня давно ничего нет. – Слезы заволокли ее глаза. – Я была дурой, Лайем. И для того, чтобы я начала что-то понимать, нужно было упасть с лошади и проломить себе голову. Ты – единственный, кого я люблю, и если ты дашь мне еще один шанс, я буду любить тебя до самой смерти. Ты никогда больше не усомнишься в моем чувстве.
– Я всегда любил тебя, Майк, – просто ответил он.
– Я знаю, – уже не сдерживая слез, сказала она.
Лайем улыбнулся, и в его глазах опять отразилась любовь, которую они создавали вместе на протяжении долгих лет. Она чувствовала, как эта любовь согревает ей сердце.
– Мне так не хватало тебя все эти двенадцать лет.
Как случилось, что глубокая искренность ее слов одним махом разрушила призрачный мир, в котором она жила столько лет? Больше никогда она не упустит из виду путеводную звезду, которая зажглась перед ней – ни на день, ни на час, ни на миг. Она станет ценить каждое мгновение жизни, потому что знает теперь нечто новое – истину, которая вечно ускользала от ее понимания. Любовь – это не стремительная стихия, не огнедышащее пламя, пожирающее все на своем пути и превращающее душу в головешку. Любовь не где-то на краю света, а совсем рядом. Она заключена в людях, которые внизу в гостиной украшают елку к празднику. И эта традиционная церемония объединяет их одним простым и емким словом – семья. Она заставляет их помнить о том, кто они есть, где их дом, в чем состоит их вера.
За плечами у них простая человеческая жизнь, полная радостей и печалей, каждый миг которой ложится прочным кирпичиком в основание непоколебимого здания. Разрушить его не может ни гроза, ни ураганный ветер… ни даже далекие отблески жаркого пламени давно минувшей страсти.
Ничто.
Она обвила Лайема за талию и взглянула ему в глаза.
– Эй, тапер, неси свою жену в постель.
– Знаю, знаю, – рассмеялся он в ответ. – А не то упущу свой шанс.
– Ты его уже упустил, Лайем Кэмпбелл. Тебе следовало бежать от меня, пока я была в коме. А теперь ты от меня не отделаешься. – Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его со страстью, накопленной за долгие годы воздержания, отстранившись, уткнулась лбом ему в грудь и прошептала заветное слово, которое помогло ей найти дорогу к свету через мрак черной бездны: – Навсегда.
