желании. Откуда я это знала – представления не имею, но знала наверняка.
Полиция. Мне нужна полиция.
Метнувшись за угол, лечу к воротам – быстрее, быстрее. Что-то жуткое, думаю я… В окне я увидела ужас, сочинить который мне не хватило бы фантазии. Но убейте меня – я не знаю, что это было.
На пути к спасительным воротам меня останавливает голос. Женский голос.
– Наоми! Наоми Дженкинс!
Я захлебываюсь на вдохе, потрясенная звуками собственного имени, которое выкрикнули мне в спину.
Оборачиваюсь. Отсюда, с другой стороны дома, мне не грозит увидеть окно твоей гостиной, чего я боюсь гораздо больше, чем твоей жены. А кем еще может быть окликнувшая меня женщина?
Хотя… Джульетта ведь не знает моего имени. Она вообще не знает о моем существовании. Ты сделал все, чтобы две твои жизни не соприкасались.
Она идет ко мне.
– Джульетта… – говорю я, и она мимолетно кривит рот, словно не успев стереть горькую улыбку. Я рассматриваю ее, как недавно рассматривала мерную рулетку, свечу, картину со стариком и мальчиком- флейтистом. Как и все, что я увидела за стеклом, Джульетта принадлежит тебе. Без твоей поддержки ей будет нелегко прожить.
А впрочем, постойте. Вот это – Джульетта? Не может такого быть. Из того, что ты о ней рассказывал, у меня сложился образ робкой затворницы-домохозяйки, но передо мной женщина с тугими светлыми косами, в черном костюме и тонких черных чулках. С горящими глазами она приближается ко мне нарочито неспешно, с явным намерением запугать. Нет, эта блондинка не может быть твоей женой, которая боится снять трубку телефона и не в состоянии включить компьютер. И с какой стати она так элегантна?
Ответ рождается мгновенно: похороны! Джульетта собралась на похороны, отсюда и наряд.
Я отступаю на шаг, выкрикнув:
– Где Роберт?
Надо хотя бы попытаться, ведь я пришла сюда с твердым намерением найти тебя.
– Это вы звонили вчера вечером? – спрашивает она.
Каждое слово вонзается в мой мозг стрелой, пущенной с близкого расстояния. Мне хочется спрятаться от ее голоса, ее лица, от всего, что с ней связано. Невыносимо, что отныне я смогу представлять тебя вместе с ней, видеть вас вдвоем, слышать ваши беседы. Мое счастливое неведение утрачено навсегда.
– Откуда вам известно мое имя? – Я невольно морщусь, меня пугает, что она так близко. – Вы что-то сделали с Робертом?
– Полагаю, мы обе делаем с Робертом одно и то же, не так ли?
Она самодовольно улыбается. Наслаждается собой. Ее самообладанию можно позавидовать.
– Где он? – повторяю я.
Она продолжает приближаться и останавливается, едва не упершись в меня. Отвечает вопросом на вопрос:
– Знаете, что ответили бы вам в колонке «Советы доброй тетушки»?
Я отшатываюсь от ее дыхания, пячусь к воротам, нащупываю задвижку. Калитка открыта, можно уйти в любой момент. Она ничего со мной не сделает.
– Добрая тетушка сказала бы, что вам будет лучше без него. Считайте это любезностью с моей стороны. Незаслуженной любезностью. – Вскинув руку, она машет мне – едва уловимое движение пальцев, не более, – и поворачивается обратно к дому.
У меня нет сил посмотреть в ту сторону, куда она идет. Нет сил даже думать об этом.
Глава вторая
– Лив, ты дома? – негромко произнесла в мобильник сержант уголовной полиции Чарли Зэйлер, постукивая ногтями по своему рабочему столу. Быстро оглянувшись, убедилась, что никто не слушает. – Ты должна быть дома и собирать чемодан. Возьми трубку! – Она чертыхнулась сквозь зубы.
Похоже, Оливия в последнюю минуту опять рванула по магазинам. Сестра отказывалась покупать в заграничных супермаркетах даже мелочевку вроде солнцезащитного крема и зубной пасты. Неделями составляла списки и запасалась всем необходимым заранее. «Как только я вышла из дома – все, отпуск начался! – говорила она. – Суета и заботы побоку, да здравствует лентяйство на пляже».
Чарли услышала голоса за спиной – Колин Селлерс и Крис Гиббс уже вернулись, по дороге с обеда притормозив лишь на обмен шпильками с парочкой коллег-соперников. Понизив голос, Чарли зашипела в телефон:
– Слушай, я тут форменную глупость сотворила. Мне надо отлучиться, но я позвоню, как только освобожусь, и уж тогда будь любезна взять трубку.
– Форменную глупость, говоришь, сержант? Ни в жизнь не поверю.
Кто другой мог бы притвориться глухим, только не Селлерс. Но Чарли знала, что с его стороны это всего лишь дружеская подначка. Он не станет лезть ей в душу, тем более использовать ее промашку в своих интересах. Да Селлерс уже и думать забыл о Чарли, уткнувшись в монитор.
– Тащи сюда стул, – бросил он Гиббсу, но тот и бровью не повел.
«Будь любезна взять трубку»? Она так и сказала сестре? В приказном тоне? Чарли зажмурилась, от души сожалея. В минуты волнения в ней всегда просыпался диктатор, что ей самой совершенно не нравилось. Поискать способ как-нибудь стереть сообщение из голосовой почты Оливии? Удачный, кстати, повод потомить Саймона в ожидании. А он наверняка и так гадает, что могло ее задержать. Вот и отлично. Пусть зубами поскрипит.
– Готово. – Селлерс кивнул на экран. – Можно распечатывать. Согласен? – добавил он, явно пребывая в уверенности, что работает с напарником.
Но Гиббс и не смотрел на монитор, а бездумно грыз в сторонке ногти. В глазах Чарли он смахивал на подростка, изображающего перед взрослыми безмерную скуку. Не будь его депрессия столь очевидна, Чарли решила бы, что он врет про скорую свадьбу. Что за несчастная согласилась выйти за этого мрачного гаденыша?
– Гиббс, – рявкнула Чарли, – медитировать будешь в свободное время. Давай за работу.
– Тебя это тоже касается. Между прочим, сестрице не я названиваю, – парировал Гиббс.
Чарли уставилась на него, не веря собственным ушам. Качая головой, Селлерс возился с галстуком.
– «Как сделать жизнь проще». Автор – Кристофер Гиббс, – пробормотал он. Узел его галстука, как обычно завязанный чересчур туго и чересчур низко, кулоном украшал рубашку.
Селлерс напоминал Чарли всклокоченного медвежонка. Как вышло, что Селлерс – куда более высокий, крупный, громогласный и сильный, чем Гиббс, – выглядел и гораздо более мягким, и абсолютно миролюбивым? В щуплом коротышке Гиббсе чувствовалась сжатая свирепость, упакованная в слишком мелкую тару. По мере необходимости Чарли использовала Гиббса для устрашения. Но ей пришлось здорово попотеть, чтобы победить собственный страх перед ним.
Гиббс переключился на Селлерса:
– Заткни пасть!
Чарли сунула мобильник в сумку, предварительно отключив. Оливия, конечно, перезвонит, но она будет занята, а когда найдет время, сестра уже снова умчится, – обычная история.
– Продолжение следует, – холодно бросила она Гиббсу. Сейчас не до него.
– Завтра в отпуск, сержант? – весело крикнул ей вслед Селлерс, что расшифровывалось как «Полегче с Гиббсом, идет?».
Полегче? Черта с два.
В коридоре, на безопасном расстоянии от своего отдела, она остановилась, вынула из сумочки зеркальце, раскрыла. Почему-то принято говорить о «днях плохих волос». А у нее вот случаются «дни плохого лица», и один из них как раз сегодня. Кожа вялая, черты размытые, глаза мутные от усталости, и новые очки в черной оправе обольстительности им не добавляют. Надо, наверное, есть побольше, чтобы острые скулы и запавшие щеки хоть немного сгладились.
Плюс – даже если забыть про лицо, чего Чарли делать не собиралась, – три седых волоска блестят в темных густых кудрях. Где справедливость, ведь ей всего-то тридцать шесть! И лифчик сидит
