«салям», но Флорри отчетливо читал насмешку в блестящих глазах. Внизу было очень душно, воздух словно густел, насыщенный влагой. Он буквально сочился паром.
«Вот уже действительно пароход», – подумал Флорри.
Наконец он нашел стюарда. Тот, скорчившись и обливаясь слезами, сидел в камбузе и резал лук в большую кастрюлю. Вокруг разливалось благоухание целой плантации перечной мяты. Здесь стояла несусветная жара, и грязная форма Грюнвальда насквозь пропиталась потом. Флорри вытер лицо платком, который сразу же стал мокрым.
– Послушайте, мистер Грюнвальд. Наше судно почему-то стоит на месте. Вы не знаете почему?
– Га? – Стюард скорчил клоунскую гримасу. – Не может мне слышно хорошо.
– Мы остановились. – Флорри изо всех сил старался перекричать шум машин. – В воде стоим. Двигатель нет. Плыть нет. Понимаете есть?
– Стоим? Wir halten, ja?[17]
– Да. Это плохо. Что-нибудь случилось?
– Га. Ничего. Нет случилось. Nein, нет случилось.
И старый Грюнвальд выскочил из камбуза, провожаемый ругательствами араба. Кок осыпал немца проклятиями, то и дело поминая Аллаха. Но Грюнвальд, не обращая на него внимания, уже тащил Флорри по проходу, через люк на нижнюю палубу. Ох, долгожданный глоток соленого воздуха! Стюард тут же устроился в тени дырявой спасательной шлюпки, жестом пригласив Флорри последовать его примеру.
– Га. Вы шнапсу, ja, ингликан?
– Нет, это не надо. Хоть очень вам спасибо, – сказал Флорри.
«Пить такое? Нет уж, увольте».
– Га. Надо отдыхать, нет? Старый Грюнвальд, он знает.
Он полез в задний карман, вытащил фляжку, ловко открутил крышку и сделал огромный глоток. Его кадык заходил, как поршень. Старик протянул флягу собеседнику.
– Бери. Она gut.
Флорри с неудовольствием покосился на спиртное и – «нельзя же быть брезгливым хлыщом» – сделал торопливый глоток. О ужас! Он судорожно закашлялся.
– Хороший, nein?
– Да, превосходный шнапс, – подтвердил Флорри.
– Мы стоя потому, что, когда день, фашисты кидаются бомбы в порт. Мы стоя здесь до пять часов, ja. Когда темно, входим. Так? О'кей это?
– А, понимаю.
Флорри глядел на неподвижную, залитую солнечным светом воду.
– Не так длинно ждать, га, мистер Флорри?
– Нет, раз этого требует безопасность. Страшно подумать, что может сделать бомба с этим старым корытом.
– Сделать «бум»! И нет корыта, ja? – Старый немец весело рассмеялся и сделал еще глоток. – Корыто не «Куин Мэри», га, герр Флорри? – И он заговорщицки подмигнул, жестом указав на облезшие, проржавевшие борта.
– Но и не «Лузитания»,[18] я надеюсь.
Старик опять рассмеялся.
– Мой брат убитый на «Унтерзиибутс». Ja. В тысяча девятьсот семнадцать.
– Ужасно.
– Нет ужасно. Был совсем ублюдок. Га.
Флорри понимающе закивал, отдавая должное важности поднятого вопроса, и внезапно сменил тон:
– Давай, приятель, говори правду. Не надо меня разыгрывать.
На лице Грюнвальда тут же появилось выражение оскорбленного достоинства.
– Га, Грюнвальд ее говорит. Ja, Ich…
– Нет-нет, не обижайтесь. Наверное, говорите. Хотя, с другой стороны, я как-то не могу себе представить, чтобы владелец этого чудного океанского лайнера обрадовался таможенному досмотру. Если мой нос меня не обманывает – а он не обманывает, – в общей вони, которой тянет из трюма, я различаю сильный запах табака. Контрабандой, как я думаю, ввозимого в Испанию. В этом, по-видимому, и есть настоящая причина нашей задержки, а, Грюнвальд? Чтобы проскользнуть под покровом темноты? Чертовски интересно.
Флорри кинул на стюарда лукавый взгляд.
Грюнвальд был серьезно обижен.
– Герр Флорри, вы ничего так не обязаны говорить! Почистите ваш нос. Ja? Вы так даже имеете опасность, если…
– Не волнуйтесь за меня, старина. Мне лично никакого дела до этого нет. Понятно?
– Герр Флорри, вам крепко опасен. Барселона вам крепко опасен.
– Почему? Там уже и боев-то не ведется.
– Слушайте меня gut, герр Флорри. Я люблю ингликанов, даже пусть они убили мой брат. Га! Вы бывать осторожен. Мужчина, который имеет эту крейсер, очень важный. Ему не понравится, что молодой ингликан – джунтмен разговаривает в городе про табак. Ja! Плохие новости для таких, кто так разговаривает. В Барселоне много способов, как умирать.
– Что ж, хорошее предупреждение, и я приму его. Благодарю, герр Грюнвальд.
– Ja, Грюнвальд не так умный на этих днях. На других днях был совсем умный. Но в здесь, сейчас – как вы это скажете? – Придвинувшись к Флорри, он выразительно постучал себя пальцем по голове. Запах шнапса залил все вокруг. – Luftmensch. Га…
– Чокнутый.
– Ja! Ja! Чокнутый. Я был взорван французами на войне. В здесь металл ist. Большой тарелка. Когда вы haben die zup – едите суп с чего. Ja, металл в здесь, ja!
– Боже милостивый, – проговорил Флорри испуганно.
– На войне. Война был очень плохо.
– Да, я знаю.
– Откуда вам знать, герр Флорри? Вы совсем молодой для война.
– Да, вы правы.
Старый стюард снова приложился к фляжке, потом еще. Глаза его стали совсем пустыми.
– Мистер Флорри, где же вы были? – спросила Сильвия, едва Флорри появился на палубе.
– Извините, что задержался.
Она полулежала в шезлонге под лучами бледного солнца. Граф Витте, уже успевший снять и сложить пиджак, а на нос водрузить солнцезащитные очки, расположился рядом с девушкой. В руках он держал книгу на польском языке.
Флорри быстро обрисовал ситуацию.
– Потому мы и застряли здесь, – заключил он. – Полагаю, если вы выбираете такое судно, на котором вам не задают лишних вопросов, то и вам не следует много расспрашивать о нем.
– Хороший принцип, мистер Флорри, – рассмеялся граф. – Думаю, он применим и в политике. А также, – добавил он, подмигнув, – в отношениях с прекрасным полом.
– Граф Витте, какой же вы старый шалун, – погрозила пальчиком Сильвия.
– Мисс Лиллифорд, вы заставляете меня сожалеть о тех временах, когда я был молодым шалуном.
– Что ж, – продолжила Сильвия, – в таком случае у меня будет возможность дочитать эту кипу, – она указала на журналы. – После чего я, по крайней мере, начну разбираться в положении вещей.
– Как только кому-то начинает казаться, что он разобрался в революции, – возразил граф, – она превращается во что-то совершенно иное и он опять ничего не понимает.
– Лично я на случай революции вооружился следующими основными принципами, – похвастался Флорри. – Их всего три. Если начинают стрелять, надо прятаться; если кричат, просто слушать; если запели,
