квартире. Может быть, стоит выйти наружу и подождать у двери? Вот дилемма-то! Ему очень не хотелось сделать что-нибудь не так. Он повернулся, чтобы выйти, но от его внезапного движения в неподвижном воздухе возник ветерок, и лист бумаги, как по волшебству, слетел со стола и зигзагами театрально опустился на пол. Фольмерхаузен поспешил подобрать его и положить на место.
В комнате было неприятно жарко. У Реппа в печи полыхал огонь, и воздух был наполнен запахом русских папирос. Взгляд Фольмерхаузена упал на криво отпечатанную наверху листа надпись: GEHEIME KOMMANDOSACHE[17]. Заголовок, набранный в разрядку для выделения, гласил: «НИБЕЛУНГИ», а ниже был подзаголовок: «Ситуация по последним данным разведки на 27 апреля 1945 года».
Фольмерхаузен прочитал первую строчку. Язык рапорта был военным, сухим, довольно сложным для понимания и нарочито официальным. Фольмерхаузен с трудом понимал, что именно там написано.
Он совершенно растерялся. Монашки? Монастырь? Он ничего не мог разобрать. Сердце у него так сильно стучало, что невозможно было сосредоточиться. Черт, как здесь жарко! У него на лбу выступил пот. Он знал, что должен немедленно положить рапорт на место, но не мог этого сделать. Он прочитал все, до последнего абзаца.
Фольмерхаузен почувствовал, как в животе у него разрастается боль. «И я являюсь участником всего этого? Каким образом? Почему?»
— Находите это интересным? — спросил Репп. Фольмерхаузен обернулся. Он даже не удивился.
— Вы просто не можете. Мы не воюем с…
— Мы воюем с нашими врагами, — оборвал его Репп, — где бы мы их ни нашли. И в каком бы виде они ни были. Восток должен был выработать в вас стойкость к подобным вещам.
Фольмерхаузену хотелось плакать. Он боялся, что его сейчас вытошнит.
— И вы смогли бы заставить себя сделать это?
— Почту за честь, — ответил Репп.
Он стоял в грязной солдатской куртке, с непокрытой головой.
— Вы не можете этого сделать, — возразил Фольмерхаузен.
Ему казалось, что это очень весомый аргумент.
Репп вытащил «Вальтер» Р-38 и выстрелил ему чуть ниже левого глаза. Пуля с силой отбросила голову инженера назад. Большая часть лица превратилась в кашу. Фольмерхаузен упал на стол и вместе с ним рухнул на пол.
Репп убрал пистолет в наплечную кобуру под курткой. Даже не взглянув на тело, он подобрал с пола рапорт, который выскользнул из пальцев Фольмерхаузена в момент смерти, и подошел к маленькой печке. Открыл заслонку, бросил туда рапорт и наблюдал, как его охватывает пламя.
Затем он услышал автоматные выстрелы: Шеффер и его люди расстреливали сотрудников Фольмерхаузена.
Через несколько секунд Репп подумал, что Шеффер довольно плохо справляется со своей работой. Надо будет с ним поговорить.
Пальба все не прекращалась. Пуля разбило одно из окон Реппа. Стрельба велась с дюжины различных точек по периметру территории. Реппу показалось, что он заметил трассирующие пути.
Он бросился на пол, так как в эту секунду понял, что пришли американцы.
14
Сначала Роджер вел жесткую игру, требуя, чтобы его уговаривали, но через пять минут Литс уже готов был уговорить его с помощью кулака, и Роджер быстро сменил тактику. Теперь это был спектакль, в котором Роджер выступал звездой, режиссером, продюсером, Орсоном Уэллсом[18], новым гением американской разведки.
— Давай выкладывай, парень, — сказал Аутвейт.
— Ладно, ладно.
Роджер самодовольно улыбнулся, а потом стер улыбку с лица, и осталась лишь легкая ухмылка, словно молочные усы у ребенка.
— Все очень просто. В двух словах. Вы сейчас все волосы себе выдернете. — Ухмылка расползлась по его приятному молодому лицу. — Самолеты.
— Ну…
— Да-да, — заторопился он. — Мы все время пытались проследить маршрут этого человека и вычислить, откуда он мог прийти, но это нам ничего не дало. Вспомните: он сказал, что думает, будто слышат гул самолета. А может быть, грузовиков или мотоциклов. Но может быть, все же самолета И тогда… — Он эффектно замолчал, придав своему лицу умное, серьезное, значительное выражение. — Тут на неделе я преподал хороший урок одному парню из авиации, полковнику из истребительной группы, немного растряс его на деньги. Между делом я у него спросил, не сталкивался ли кто-нибудь из его ребят с какими-нибудь странными ночными действиями — много света в самом центре дикого леса — где-нибудь в марте, ну, может быть, в конце февраля, и не отмечено ли это случайно в отчете?
Литс был поражен простотой и изяществом его догадки.
— Это просто великолепно, Роджер, — сказал он, в то же время подумав, что его самого следовало бы расстрелять, поскольку он не додумался до этого.
От похвалы Роджер расплылся в улыбке.
— И вот результат, — сказал он, протягивая фотостатическую копию документа, озаглавленного «Послеполетный отчет, боевые вылеты истребителей, тактическая группа истребителей 1033d 8-й воздушной армии, Шалуаз-сюр-Марн»
Литс вгрызся в прозаический отчет пилота о своих приключениях. Два штурмовика-истребителя направлялись на бомбежку сортировочной станции в Мюнхене и оказались над освещенным местом, которое на карте было обозначено как дикий лес. Там суетились немецкие солдаты. Они успели сделать по одному заходу, после чего свет погас.
— Мы можем вычислить это место?
— Вот эти цифры — приблизительное местонахождение пилотов, — пояснил Роджер.
— Тридцать две минуты к юго-востоку от исходного пункта Саарбрюккен, направление по компасу сто восемьдесят шесть градусов.
— Можно раздобыть фотографии?
— Ну, сэр, я не специалист, но…
— Я могу в течение часа получить в королевском воздушном флоте «спитфайр» с фотооборудованием, — заявил Тони.
— Роджер, сбегай в научно-технический отдел и забери сделанный ими макет пункта номер одиннадцать.
— Заметано, — пообещал Роджер.
— Господи, — сказал Литс — Если это…
— Большое «если», дружище.
— Да, но если, если мы установим, что это именно он, мы можем… — Литс замолк на середине фразы.
— Разумеется, — согласился Тони. — Но для начала надо получить «спит». А ты иди повидайся с евреем. Он, конечно, в этом деле тоже играет важную роль. В определенный момент он нам понадобится. Он нам очень нужен.
— Ладно, я встречусь с ним.
— Тогда я пошел, — сказал Тони.
— Эй, — удивился Роджер, звездный час которого прошел так быстро, — о чем это вы?
Литс, похоже, даже не услышал его. У него был какой-то странный возбужденный вид, и он бормотал себе под нос что-то нечленораздельное. Он тер пересохшие от волнения губы, и в какую-то секунду у Роджера сложилось впечатление, что капитан на грани умопомешательства: безумно что-то бормочет сам
