сражаться как эсэсовец или попробуешь вот это, — он повел автоматом.
Репп встал. Может, убить этого человека? Но если он это сделает, то ему остается единственный путь — пятьдесят метров вниз по крутому утесу.
— Так точно, сержант, — неохотно сказал он и подумал: «Черт подери! И что дальше?»
Он наклонился, чтобы подобрать винтовку.
— Оставь ее на месте, мой друг, — сказал сержант так сладко, словно объявлял смертельный приговор. — Против танков от нее нет никакой пользы, а сегодня в нашем меню именно они. Или ты думаешь, что я повернусь к тебе спиной и ты сможешь угостить меня этой штукой?
— Никак нет, сержант.
— Майор Бухнер приказал набрать по округе людишек, и, клянусь господом, я это сделаю. Людишек, увы, вонючих и трусливых, но все же людишек. А теперь пошевеливай задом.
Он схватил Реппа и пренебрежительно подтолкнул его.
Репп упал в грязь и сильно ушиб локоть. Когда он поднялся, сержант дал ему пинка пониже спины, заставив его смешно и неуклюже пробежаться вперед. Репп остановился, потирая свой ушиб, — некоторые из сидевших в грузовике рассмеялись — и побежал как дурак, а сержант шел сзади, улюлюкая и подгоняя:
— Беги, доходяга, беги, американцы уже рядом. Репп затрусил к полугрузовику. Чьи-то руки затащили его в кузов, и он оказался среди жалкой компании безоружных солдат вермахта, около десяти человек, над которыми, как боги, возвышались два эсэсовских капрала с автоматами.
— Еще один доброволец, — сказал сержант, забираясь в кабину машины. — Ну, а теперь поехали.
Таким образом, Реппа снова забрали, и на этот раз для участия в сражении, которое вполне можно было назвать самоубийственным предприятием. Но это была лишь одна трудность, а вторая, более неотложная, была майором Бухнером, который, если его зовут Вильгельм, служил вместе с Реппом в Курске.
— Так, ребята, — закричал сержант, когда полугрузовик закончил спуск и остановился, — настало время заработать себе на завтрак. Командир, — позвал он, — вот еще десять человек, в основном лентяи, но все же решили к нам присоединиться.
— Прекрасно, там все еще пытаются заминировать эту чертову штуковину, — ответил громкий голос из темноты. Голос Вилли Бухнера? — А пока заставь их копать. Наши друзья скоро подойдут, не сомневайся.
Его голос исходил откуда-то сверху. Когда глаза Реппа привыкли к ночной темноте, он увидел, что офицер стоит на вершине башни одной из «пантер».
Он повернулся к своим сослуживцам, которые столпились около устроенной на мосту импровизированной баррикады из автомобилей.
— Я обещаю вам, ребята, что еще до рассвета мы здорово повеселимся, вечеринка будет с сюрпризами и всем прочим.
Вокруг него раздались взрывы хохота, но кто-то рядом с Реппом пробормотал:
— Господи, еще один сумасшедший герой. — Вот, дружок, — сказал кто-то Реппу, даже не пытаясь скрыть враждебности в голосе, — на сегодняшний вечер это будет твоим оружием.
Это была лопата.
— Ну давайте, дамочки, пошевеливайтесь. Вы теперь у нас эсэсовцы, а эсэсовцы без дела не сидят.
Реппа и других вновь прибывших повели к строящемуся на подступах к мосту укреплению, где уже копошилась группа людей под присмотром эсэсовцев с автоматами.
— Если бы я был на вашем месте, я бы копал. Когда сюда подъедут американцы на своих больших зеленых танках, вам очень захочется найти местечко, чтобы укрыться.
Репп за долю секунды уловил смысл всей этой подготовки. Эсэсовцы соберутся возле вкопанных машин за баррикадой с тяжелым оружием — кроме двух танков он видел 75-миллиметровое орудие и несколько пулеметов; а вот остальные, новые рекруты, собранные сюда под дулом автоматов, окажутся на открытой площади в окопчиках. В последний момент их чем-нибудь вооружат, скорее всего фаустпатронами, но их главной задачей будет просто умереть — отвлечь на себя часть огня, подбить один или два танка, внести замешательство в ряды наступающих, замедлить их продвижение, чтобы «пантеры» и орудия подготовились к стрельбе. Затем эсэсовские ребята, благодаря купленному ценой этих рекрутов времени, откатятся на другую сторону моста и взорвут его, после чего отправятся дожидаться конца войны в Тутлинген. Вермахту больше отступать некуда, ему остался только еще один Сталинград.
— Господин сержант, — запротестовал человек, стоящий рядом с Реппом, — тут какая-то ошибка. У меня есть документы, в которых сказано, что я уволен. Вот они. Я был в госпитале, полевой госпиталь номер пять около Штутгарта, и они выпустили меня как раз перед приходом американцев. Я уже ни к чему не годен. Я был дважды контужен в России и один раз…
— Замолчи, — оборвал его эсэсовец. — Твои бумаги дерьма засохшего не стоят. Ты здесь, и, клянусь господом, ты здесь и останешься. Надеюсь, ты так же хорошо поработаешь с фаустпатроном, как сейчас работаешь языком.
И пошел прочь.
— Это несправедливо, — с горечью сказал мужчина, пристраиваясь копать рядом с Реппом. — У меня есть документы. Я уже уволен. Я свой долг выполнил. У меня постоянно болит голова. Головные боли не прекращаются. Иногда меня так прихватывает, что я не могу даже пописать.
— Теперь лучше копай, — посоветовал Репп. — Для этих сволочей все это ничего не значит. Они пристрелят тебя с такой же легкостью, как и американцы. Они уже повесили вон там, сзади, группу саперов.
— Но это же несправедливо. Я уже уволен из армии, я уже не участвую во всем этом. Я вообще не думал, что выберусь из России, но каким-то образом…
— Пригнись, — прошептал Репп, — этот сержант как раз уставился в нашу сторону.
И сам тоже принялся копать.
— Ты знаешь, зачем все это, а? — продолжал сосед Реппа.
— Я не знаю ничего, кроме того, что человек с автоматом велел мне копать, и поэтому я копаю.
— Так вот, это не имеет никакого отношения к войне. Война уже закончена. А я вот слышал, что наши большие шишки сбежали с еврейским золотом. Правда-правда, со всем золотом, которое они украли у евреев. Но американцы очень хотят его заполучить. Они тоже пустились в погоню за еврейским золотом. Все хотят заполучить это золото и теперь с евреями покончат окончательно. А мы попались как раз посередине. Вот это-то и…
— Наплюй на бабушкины сказки, профессор, — оборвал его Репп. — Нельзя спорить с человеком, у которого в руках автомат.
Некоторое время они оба молча копали. Репп работал прилежно, находя в этих усилиях облегчение. Он выкопал свою часть окопа, сделал из вынутой земли небольшой бруствер по краям и прорезал отверстие для стрельбы. Он слышал, как вокруг него врезались в землю лопаты, люди тихо ворчали и возмущались. Среди них расхаживали эсэсовцы. А тем временем на мосту среди автомобилей другие эсэсовцы подтаскивали и укладывали мешки с песком, бряцали оружием, запасались боеприпасами. Время от времени в отдалении раздавались одиночные взрывы, а однажды послышалась долгая стрельба из автоматического оружия.
— Надо бы сделать ловушки для гранат, — сказал Репп. От работы он изрядно вспотел, кожа у него была теплой, несмотря на холодный ночной воздух. Его несколько беспокоило, что мозоли могут помешать стрельбе, но все же он не мог серьезно воспринимать такую возможность. Если ему не удастся выбраться отсюда сегодня ночью, то вообще не будет никакой стрельбы.
— Пожалуй, ты прав, — согласился «профессор». — Американцы могут подойти довольно близко.
Они наклонились, выкапывая на дне окопа направленную под углом яму, в которую спихивают попавшие в окоп гранаты, чтобы защититься от взрыва. И внезапно «профессор» прошептал Реппу на
