дежурстве в сыскном отделении с шести вечера до восьми утра, вызвал лейтенанта, прежде чем позвонить в окружную прокуратуру.
Помощник окружного прокурора, молодой блондин, был уже в полицейском участке, когда пришел Ганнисон. Поскольку вопрос шел об убийстве, он предусмотрительно захватил с собой стенографиста из бюро по делам убийств при окружной прокуратуре. Ганнисон о чем-то шепотом посовещался с Ларсеном и затем подошел к ребятам.
– Итак, – сказал он, глядя на листок бумаги, – кто из вас Дэнни Ди Пэйс?
Ребята замялись. Позади них по оконным стеклам монотонно барабанил дождь. С первыми каплями дождя сразу же наступила настоящая ночь. На улице зажглись неоновые лампы, и их свет пятнами отражался в окнах. В комнате стояла необычная тишина, и слышно было только, как за окнами на улице хлестал по асфальту дождь.
– Вы меня слышите? – сказал Ганнисон.
Ребята молчали. Самый высокий из них – могучего телосложения стоял посредине, образуя, в силу своего роста, естественную вершину треугольника. Ганнисон подошел к нему поближе.
– Ты Дэнни Ди Пэйс?
– Нет.
– Тогда как тебя зовут?
– Меня зовут Артур Ридон, – ответил он.
– Сколько тебе лет, Артур?
– Семнадцать.
Лейтенант утвердительно кивнул. Затем повернулся рыжеволосому парню слева от Ридона.
– А тебя как зовут?
– Ди Пэйс.
– Почему ты не сказал об этом, когда я спрашивал?
– Мне еще пятнадцать лет, – ответил Ди Пэйс – Шестнадцать будет только в сентябре. Вы не можете держать меня здесь. Вы даже не имеете право меня допрашивать. Я малолетний преступник. Я знаю свои права.
Ганнисон с язвительной ухмылкой кивнул в сторону помощника окружного прокурора.
– Среди нас появился юрист, – сказал он. – У меня есть для тебя новость, сынок, и тебе следует выслушать ее внимательно. В штате Нью-Йорк максимальный возраст для малолетних преступников шестнадцать лет…
– А я что вам сказал…
– Помолчи и слушай! – оборвал Ганнисон. – Свод законов штата Нью-Йорк гласит, что малолетним преступником считается ребенок, нарушивший какой-либо закон или постановление местного муниципалитета или совершивший любой другой проступок, который, если он совершен взрослым, считается серьезным преступлением, за исключением – и запомни это, сынок, – за исключением, если ребенок пятнадцати лет совершил проступок, за который взрослые караются смертной казнью или пожизненным заключением. А убийство, знаешь ты это или нет…
– Извините меня, лейтенант, – твердо вмешался помощник прокурора.
– Да? – упираясь руками в бедра, Ганнисон обернулся к молодому человеку.
– Я не хочу прерывать ваш допрос, но, по правде говоря, парень еще ни в чем не был обвинен.
С минуту Ганнисон молчал, сравнивая свои годы работы в полиции и неопытность молодого человека, а также разницу в своем и его чине. Затем спокойно сказал:
– Было совершено убийство.
– Совершенно верно. И парня привели сюда для допроса в связи с этим убийством. Он еще не был зарегистрирован ни как обвиняемый, ни как свидетель. Кроме того, вы упустили важную часть уголовного кодекса.
– Разве? – сказал Ганнисон, надеясь, что в его голосе не очень был заметен сарказм.
– Да. Вы забыли упомянуть, что судья может издать приказ о передаче дела в суд для несовершеннолетних.
– Факт остается фактом, – монотонно продолжал Ганнисон, – убийство является преступлением, которое карается смертной казнью или пожизненным заключением, и я не позволю, чтобы какой-то пятнадцатилетний сопляк поучал меня. – Он пристально взглянул на помощника окружного прокурора, словно желая дать понять, что он не потерпит этого и со стороны сопляков двадцати пяти лет. Казалось, это не произвело на молодого человека никакого впечатления.
– Могу я с вами поговорить минуту наедине, лейтенант? – спросил он.
– Конечно, – ответил Ганнисон. В его глазах был виден сдерживаемый гнев. Он важно прошел к одному из столов за барьерной перегородкой, отделявшей полицейскую комнату от коридора. – В чем дело? – спросил он.
Помощник окружного прокурора протянул руку.
– Мне кажется, мы не знакомы. Моя фамилия Соумз, – представился он.
– Рад познакомиться, – заученно сказал Ганнисон.
– В отношении процедуры допроса, – начал Соумз. – Я только хочу предвосхитить возможные возражения со стороны адвокатов, которые будут защищать ребят. Вы так же хорошо знаете, как и я, что пятнадцатилетний ребенок не подлежит допросу в полицейском участке.
– Мне это хорошо известно, мистер Соумз. Однако, с вашего позволения, я должен сказать, что только сию минуту узнал о том, что этому парню всего лишь пятнадцать лет. Я должен выяснить, сколько лет третьему парню, прежде чем отделить взрослых убийц от убийц-младенцев. С вашего разрешения, конечно.
– Продолжайте, – сказал Соумз.
– Благодарю вас.
Ганнисон вернулся к ребятам и остановился перед третьим из них, смуглым парнем с черными волосами и карими глазами, в глубине которых затаился страх.
– Твое имя? – спросил Ганнисон.
– Апосто, – ответил парень. – Антони Апосто.
– Сколько тебе лет, Антони?
– Шестнадцать.
– Хорошо, – сказал Ганнисон и повернулся к Ларсену. – Майкл, поговори с Ди Пэйсом в канцелярии, хорошо? Этих двоих я допрошу здесь. И пока к нам на голову не свалились представители общества защиты животных, тебе лучше позвонить его родителям и сказать, что их дорогой малютка арестован.
– Хорошо, – ответил Ларсен и увел Ди Пэйса из комнаты.
– Итак, – обратился Ганнисон к двум оставшимся ребятам, – вы кого-то убили, не так ли?
Ребята молчали. Высокий парень искоса взглянул на Апосто.
– Или вы не знали, что он умер? – Спросил Ганнисон.
Ридон, более высокий из них, сказал:
– Мы просто немного подрались, вот и все.
– На ножах, да?
– Вы не нашли у нас никаких ножей, – ответил Ридон.
– Нет. Потому что вы, вероятно, выбросили их в какую-нибудь сточную трубу или передали кому-нибудь из своих дружков на улице. Не беспокойтесь, мы их найдем. Но даже если мы их и не найдем, у вас вся одежда в крови. Когда вы запланировали это, Ридон?
– Мы ничего не планировали, – ответил Ридон и снова украдкой взглянул на смуглого испуганного Апосто.
– Нет, да? – сказал Ганнисон. – Вы просто случайно шли по улице, увидели этого парня и убили его, так?
– Он начал первый, – ответил Ридон.
– Неужели?
– Да, – сказал Ридон. – Правда ведь, Бэтман? Этот грязный пуэрторикашка первый начал, верно?
– Точно, – подтвердил Апосто. – Он первый начал, лейтенант.
