Нет, это был не работник из погреба. Хотя вид у него подходящий, судя по потертым ботинкам и поношенным джинсам. Серая футболка тоже видала лучшие дни и могла бы показаться совершенно бесформенной, если бы под ней не скрывалась мускулистая грудь. Его лицо было точно таким, как в ее мечтах, — четко очерченное и невозможно красивое. Когда-то любимое… Симона частенько видела во сне эти потрясающие синие глаза. Они всегда смеялись, приглашая разделить радость или шутку. Сейчас они были серьезны.
— Твоя записка, — сказал он, зажав бумажку между длинными пальцами. — Я как раз привез красное вино для свадьбы, когда принесли шампанское.
Симона чуть шире приоткрыла дверь и взяла записку. Их пальцы даже не соприкоснулись. Его глаза даже не потеплели. Совсем не как в мечтах. Вот она, жесткая, неумолимая реальность.
—
— Ты рано приехала, — были его следующие слова.
— Да. — Что еще она могла сказать? Что специально прилетела на день раньше, не желая, чтобы ее встречали в аэропорту? Что ей требовалось время, чтобы подготовиться к встрече с ним? — Да, немного раньше.
Прищурившись, Рафаэль пристально разглядывал ее лицо:
— Я могу войти?
— Нет! Это вышло слишком поспешно. — Нет, — произнесла она более спокойно, пытаясь взять себя в руки. — Сейчас не самое подходящее время.
Он нахмурился:
— Прошу прощения. Не знал, что у тебя тут компания.
Компания? Он подозревает, что она прибыла на свадьбу под ручку с любовником? Симона отошла в сторону и распахнула дверь, предоставляя ему возможность убедиться, что в номере никого нет.
День — так звали Рафаэля в Кавернесе, когда они были детьми, а Кавернес был его домом. День — из-за солнечного характера и сияющей улыбки, хотя Раф был нежеланным и нелюбимым сыном их экономки. А Люсьен, ее брат и товарищ во всех проделках, Люсьен, с его внимательными темными глазами и черными как смоль волосами, был Ночью. Теперь, казалось, они поменялись ролями.
— Я не одета сейчас. — Встретить его вот так — без макияжа и в одном только полотенце — совсем не входило в ее планы. — Поэтому, если ты будешь так любезен…
— Ну, любезностью я, положим, никогда не отличался. — Прислонившись к дверному косяку, он смерил Симону ленивым взглядом с головы до ног. — Тебе идет это полотенце.
Рафаэль умел очаровывать, даже когда был «плохим мальчиком». Она этого не забыла.
— Все еще бросаешь вызов миру? Как предсказуемо!
— Нет, это все в прошлом. — Уголок его рта дрогнул. — Теперь я хочу им управлять.
— М-м-м. — Симона бросила на него многозначительный взгляд. — Я думаю, ты мог бы заинтересовать какого-нибудь психолога.
— Возможно, — пробормотал он. — Если только она согласится стать «плохой девочкой» и снимет с себя всю одежду.
У Симоны перехватило дыхание, и она ощутила, как жар, вспыхнув внизу живота, быстро добрался до ее щек.
— А потом она могла бы заняться анализом собственной личности, — продолжал он завораживающим голосом, похожим на рокот прибоя. — Потому что вряд ли ее заинтересует моя персона. Я ведь, по сути, открытая душа.
Симона чувствовала, что ее притягивает к нему, словно мошку к пламени. Взгляд молодой женщины упал на чемодан, стоящий возле двери. Она потянула чемодан за ручку, стараясь сохранять спокойствие.
— Я только что приехала и еще не готова. Мы сможем поговорить через десять минут, — сказала Симона и тут же пожалела об этом, потому что голос ей не повиновался. Она покатила чемодан в сторону ванной. — Закрой за собой дверь, если решишь не ждать меня, — бросила она через плечо.
— Я не твой слуга, принцесса. — Он даже не пытался смягчить тон. — И ты никогда не была готова для меня.
— Ну ладно… — Она сделала глубокий вдох и в очередной раз попыталась успокоиться. — Я буду через десять минут.
Закрыв за собой дверь ванной, Симона соскользнула по стене вниз и прижала ладони к холодному полу. Дрожащие руки и колотящееся о ребра сердце — вот что он способен сделать с ней даже через столько лет.
Надо одеться. Надо найти в чемодане одежду, которая придаст ей уверенность и самообладание.
Бежевые брюки, майка без рукавов сливового оттенка, пара босоножек из тонких полосок кожи, часы от Картье и легкий газовый шарфик цвета дождя в лесу. Потом пробежаться щеткой по волосам, слегка подкрасить губы, глаза и… Возможно, всего лишь возможно, что в этот раз она будет готова для него.
Честно говоря, она всегда была готова.
Погруженный в свои мысли, Рафаэль пересек гостиную и вышел в сад. Симона Дювалье не должна была здесь появляться. Ни сегодня. Ни когда-либо еще. Если даже учесть, что его сестра выходит замуж за Люка Дювалье. Почему они не поженились во Франции, где в их распоряжении огромный замок? Но нет, Габриель настояла, чтобы церемония состоялась здесь, в Австралии. А это означало, что все явятся сюда.
Он совсем не хотел видеть их.
Ни Люка — потому что их дружба осталась в прошлом.
Ни Симону — она выглядела слишком привлекательной и… слишком уязвимой.
Раф нахмурился, глядя на вьющийся жасмин, упрямо взбирающийся по каменной стене. Разве он не учил ее скрывать свою слабость перед лицом врага? Неужели она забыла уроки Кавернеса?
Никогда не показывай страха, особенно если чувствуешь, что твои ладони становятся липкими от пота.
Никогда не показывай, как много что-то для тебя значит, если это хотят у тебя отобрать.
Никогда не отступай. Никогда не сдавайся. Никогда не оглядывайся.
Последний урок Симона так и не смогла усвоить. Но Рафаэль его не забыл. В свою первую ночь в Австралии, когда он, можно сказать, по-королевски надрался, эти три слова вытатуировали на его спине. Конечно, он не любовался этой надписью, хотя многие женщины отмечали, с каким искусством она выполнена. Просто эти три слова навечно впечатались в его сознание.
Он-то никогда не оглядывался.
Почему, черт возьми, она застряла в этой ванной?
У него намечена на сегодня сотня дел. А встреча с Симоной Дювалье стоит только в завтрашнем списке.
Но это его не так уж и беспокоило. Что ж, сегодня — значит, сегодня. «Значит, так тому и быть, — мог бы сказать он. — Ты все равно останешься в стороне от моей дороги. А я в стороне от твоей. Ноги твоей не будет в моем доме или на моей земле, потому что я не хочу тебя там видеть. Никогда. Ясно?» А она, опустив взгляд, могла бы ответить: «Да. Все ясно». И тогда он поторопился бы уйти отсюда, прежде чем изменил бы свое решение.
А может, лучше всего немедленно перемахнуть через стену и сбежать, пока Симона не соблаговолила показаться? Господи, ну сколько времени нужно, чтобы накинуть на себя какую-нибудь одежду и провести расческой по волосам?
Ровно через десять минут Симона вышла из ванной — само воплощение элегантности и спокойствия. Она сразу же повернулась лицом к саду, словно была уверена, что Раф будет ждать ее.
Она выплыла к нему походкой манекенщицы, демонстрируя свои длинные стройные ноги с идеальным педикюром.
— Я думала, нам удастся неплохо провести это время, но, похоже, ты не в настроении.
Совершенно верно. Больше всего его разозлило, что она об этом догадалась.
— Не хотел бы ты чего-нибудь выпить? — спросила Симона. — Я могла бы заказать для нас кофе.
