Его дыхание участилось и стало прерывистым. К тому моменту, когда он начал отстраняться, его тело уже просило большего.
— Уходи.
Повернувшись, Маделин нажала кнопку на панели в стене, и двери лифта снова открылись. Каждая клеточка в ее теле умоляла снова прижаться к нему и раствориться в его объятиях. Но он предупредил ее, чтобы она его не провоцировала, и она не станет этого делать. Сегодня.
Выходя из лифта, она оглянулась. Люк стоял, прислонившись к стене и засунув руки в карманы. Его глаза горели.
Когда двери начали закрываться, Маделин снова уставилась на то место, на которое даме смотреть не следует.
И улыбнулась.
Пятница наступила скоро. За несколько дней до выставки жена Брюса Йи прислала ей приглашение на две персоны. Она тут же отправила Елене электронное письмо, в котором поблагодарила ее и сообщила, что они с Люком с удовольствием посетят выставку. Полчаса спустя Брюс Йи попросил предоставить ему более подробную информацию, касающуюся ее нового строительного проекта.
Маделин подготовила эту информацию много недель назад, но что-то удержало ее от того, чтобы немедленно отправить ее мистеру Йи. Выругавшись, она уставилась на папку и подумала о содержащихся в ней надеждах и амбициях. О годе непрерывной работы. Империя Делакарт готова к этому проекту. Она к нему готова. Было бы так просто разыграть карту, попавшую ей в руки, получить то, что она хочет от сделки, а Джейкоб… пусть Джейкоб сам себя защищает. Определенно ей как главе «Делакарт энтерпрайзис» полагается быть прагматичной и безжалостной. Люк сам ей посоветовал воспользоваться этой возможностью. Джейкоб сможет защититься от махинаций Брюса Йи.
Или не сможет?
Черт! Черт! Черт!
Выдвинув ящик письменного стола, Маделин положила в него папку и, грубо выругавшись, задвинула.
Уильям был самым мягким бизнесменом в мире. За время их брака он научил ее многим вещам, и безжалостность в их число не входила. Ей пришлось самой с ней познакомиться после смерти Уильяма. Она приняла несколько непростых решений, касающихся реструктуризации «Делакарт энтерпрайзис», и вернула компании былое величие.
Может ли она ради выгодной сделки пренебречь десятью годами дружбы с одним из лучших людей, которых когда-либо знала?
Ее губы изогнулись в мрачной улыбке. Если бы она это сделала, никто бы не удивился. Она вышла замуж за Уильяма из-за денег, похоронила его тремя годами позже и продолжила его дело. Никто не верил, что у вдовы Делакарта хватит выдержки, характера и ума, чтобы спасти империю от краха.
Больше всего она ценит стабильность и безопасность, которую могут обеспечить только огромные деньги, но в то же время ежегодно отдает астрономические суммы на благотворительность. Чтобы эта система продолжала нормально функционировать, она должна ставить интересы «Делакарт энтерпрайзис» превыше всего. До сих пор было именно так.
Она уже принесла любовь на алтарь материальной стабильности. Почему бы ей не сделать то же самое с дружбой?
В половине пятого Маделин позвонила из офиса в доджо, чтобы поговорить с Люком. Его там не оказалось. Тогда она попросила у Джейка номер его мобильного.
— У нас, как и у остальных гостей, будет доступ к парковке возле галереи. Думаю, мы можем поехать на машине, — сказала она, когда Люк ответил на ее звонок. — Что скажешь, если я заеду за тобой в доджо около семи?
— Это плохая идея, — пробурчал он после небольшой паузы.
Подобная реакция нисколько ее не удивила.
— Опять дело в деньгах?
— Нет, в машине. В этой ситуации деньги проблема второстепенная. Обычно все происходит наоборот. Мужчина сажает женщину в свой автомобиль, чтобы произвести на нее впечатление толщиной своего кошелька, безупречным вкусом и водительским мастерством. Машина — это выражение его материальных возможностей, способности ее обеспечивать.
— Интересное наблюдение, — произнесла она с улыбкой. — Что, если я приму твою способность зарабатывать как должное и позволю тебе, как гостю из другой страны, нарушить это правило?
— Что, если я возьму машину напрокат?
— Зачем тебе это делать, если у меня есть отличный автомобиль, которым я почти не пользуюсь? — возразила она. — Ты сможешь сесть за руль, если захочешь.
— Нет. Это было бы еще более оскорбительно.
— А как же равенство полов?
— Парни, носящие фамилию Беннетт, его не признают. Какая у тебя машина? Нет, позволь мне догадаться самому. Это ярко-зеленая малолитражка со смайликами на колпаках ступиц? Если так, то мы пойдем пешком.
— Это «мерседес»-кабриолет. Двенадцать цилиндров, множество кнопок, которые можно нажимать. Тебе понравится. — На другом конце линии послышался сдавленный стон. — Ты стонешь, Люк Беннетт?
— Да, но только потому, что портной только что ткнул мне в ногу булавкой. Это не имеет никакого отношения к тому, что меня повезет на своей машине женщина, которая намного богаче меня. Чтобы задеть мое самолюбие, нужна более серьезная причина.
— Значит, ты не будешь возражать, если я заеду за тобой в доджо часов в семь?
— Ладно, — пробурчал он.
— Какого цвета твой костюм?
— Черного.
— Отлично. Ты подойдешь по цвету к машине.
— Жизнь жестокая штука, — пробормотал он и разорвал соединение.
«То, что тигр мурлычет, не означает, что его можно приручить». Маделин вспомнила прощальные слова Юн, когда без пяти семь подъехала к доджо. Стоящий в дверях По улыбнулся и помахал ей рукой, прежде чем скрыться внутри. Через несколько секунд из доджо вышел Люк, и сердце Маделин учащенно забилось.
«Когда-то он был моряком, — напомнила себе она. — Неудивительно, что он так комфортно чувствует себя в вечернем костюме. Для него это всего лишь очередная униформа».
По вышел из доджо следом за Люком.
— Джейк велел передать, что если Люк не вернется к полуночи, он будет думать худшее, — дерзко улыбнулся он Маделин. — Он сказал, что вы не захотите, чтобы он думал худшее, потому что в этом случае ему придется надрать Люку задницу.
— Это довольно справедливо, — ответила она, посмотрев на Люка, севшего к ней в машину.
— Тебе легко говорить, — пробурчал тот.
Помахав им на прощание, По вернулся в доджо. Маделин привела «мерседес» в движение и начала выезжать на шоссе. Люк наблюдал за ней. Интересно, кого он в ней видит? Разодетую в пух и прах выскочку, кичащуюся незаслуженным богатством, или уверенную в себе женщину, которая знает, чего хочет? Неудивительно, если первую. В вечернем платье от-кутюр и фамильных драгоценностях Делакартов она совсем не чувствует уверенности.
— Бриллианты тебе идут, — наконец произнес Люк, и Маделин неловко улыбнулась ему.
— Они принадлежали бабушке Уильяма.
— Все равно они тебе идут.
— Мне нравится твой костюм, — сказала она.
