Толедо или Падьюки.
— Вирджиния, — обратился к ней Оуни, — вы не пользовались нашими знаменитыми ваннами? Очень успокаивает нервы.
— Вот еще, чтобы я позволила всяким черномазым драть меня железными щетками! А прическу прикажете загубить?
И пальцы на ногах сморщатся, как старый изюм, — возмущенно ответила Вирджиния.
— А-а, понятно. Конечно, кому что нравится, — ответил Оуни.
Бен вскинул на него быстрый взгляд, предупреждая о том, что его подруга пребывает не в настроении.
Оуни кивнул, откашлялся и ответил Бену понимающим взглядом.
— Оживленное место, — заметил Бен. — У вас здесь дела и впрямь идут, что надо.
— Да, не могу не согласиться. Это и можно назвать будущим.
Бен кивнул. Он понимал, что Оуни воспринимает себя не просто как профессионала, а скорее как старого мудреца, одаренного редкими, но меткими озарениями. Именно поэтому многие из нью-йоркских деятелей относились к нему как к трепачу, не желали прислушиваться к его предсказаниям и передразнивали (довольно осторожно) его английские манеры. Но Бен был любопытен и имел свои собственные идеи.
— Будущим?
— Да. Полагаю, что вы можете сами увидеть это, Бен. Вы способны это почувствовать. Это почти так же, как с Браком, висящим в моей квартире. Вы должны это
Неизменно спокойное выражение лица Бена призывало Оуни продолжать, а также заставляло предположить, будто Бен глуп и нуждается в наставлениях, что совершенно не соответствовало истине.
— Будущее. Бен, проводная связь мертва. Война убила ее. Благодаря войне, старина, технологии связи стали развиваться по экспоненте. Нам было необходимо контролировать телеграф и телефон, потому что мы управляли коммуникациями. Мы были
Бен кивал с понимающим видом. Однажды, в 1940 году, они с графиней были у Муссолини на летней даче и слушали, как этот лысый выпендрежник разглагольствовал на такие же темы. Будущее! Завтра! Фундаментальные перемены!
Ну и чем ему это помогло, когда его расстреляли, а потом повесили вверх тормашками на крюке, привязанном к рояльной струне, и старые крестьянки сплошь заплевали его коротенький жирный труп?
— Да-да, я понимаю, — с невинным видом откликнулся он.
— Бен, наше будущее заключается в казино. Именно туда пойдут самые большие деньги. Город казино, город, которым мы будем владеть и управлять. Именно это я пытаюсь создать здесь, медленно и верно, имея в виду долгосрочную цель сделать игорный бизнес легальным в Арканзасе. Это все равно что получить лицензию на чеканку денег. Сюда будут приезжать миллионы людей. Днем они будут шляться по городу, объедаться — пища будет недорогой, даже дешевой, — смотреть шоу, для начала с Перри Комо и Бингом Кросби, а по ночам погружаться в волшебный мир, испытывать острые ощущения и волнение, которые прежде были доступны только самым крупным шишкам и выродкам из аристократических фамилий. Они будут платить! Они будут платить с величайшей охотой! В конечном счете мы превратимся в американскую корпорацию наподобие «Синклер ойл», или «Моторола», или «Ар-си-эй». В конечном счете мы сами станем Америкой!
— Разговоры, разговоры, одни разговоры! — отрезала Вирджиния. — Вы, чурбаны. Чикагские «механики»[18] обдерут вас до нитки, и вы даже не заметите, как это произойдет. Ничего не изменилось и не изменится, Оуни. Эти старые ублюдки не станут ни с кем делиться тем, на чем сидят своими задницами. Они пришьют вас и глазом не моргнут, стоит вам только заикнуться о перемене этих гребаных правил.
Они так увлеклись разговором, что ни один из них не заметил черный «форд» 1938 года с двумя мрачными детективами, тащившийся за ними на расстоянии нескольких автомобильных корпусов.
Поезд вытянулся у перрона, словно жирная желтая змея, поражающая своей толщиной и длиной. Дизельный локомотив, казалось, тосковал по горизонту, по равнинам, которые нужно было пересечь, по рекам, которые необходимо было преодолеть, по горам, на которые предстояло подняться. Локомотив своей обтекаемой формой напоминал ракетный корабль, маленькая кабинка находилась в двадцати футах над землей. Машина издавала глухой шум и таинственное ворчание; ее опекал сонм почтительных хранителей. Проводники и прочие люди из железнодорожной обслуги рыскали по платформе, проверяли билеты, направляли людские потоки внутрь и наружу. Толпа на перроне бурлила.
Среди всей этой суеты, безразличные к ней, стояли два великолепно одетых лорда. Они курили гигантские сигары и величественно ждали отправления. Для того чтобы занести багаж в купе, требовалось время, и поэтому Оуни и Бен вспоминали былое.
— Это где-то здесь взяли тот поезд, верно? — поинтересовался Бен.
— Именно так, старина.
— Девятнадцать сорок один?
— Девятнадцать сорок.
— И что там хапнули?
— Насколько я помню, более четырехсот тысяч наличными. «Алкоа» везла зарплату на свои бокситовые рудники в Хэтти-Флетчер. В Боксит.
— Боксит?
— Да, старина. Они назвали город в честь единственного добываемого там продукта — боксита. Боксит из Боксита управляет миром, после того как его при помощи какого-то алхимического процесса, в котором я ничего не понимаю, превращают в алюминий, а из него потом строят легкие суда, самолеты и оружие. Мы выиграли войну благодаря алюминию. Чудесный металл. Металл будущего.
— Проклятье, мне кажется, что здесь, в Хот-Спрингсе, будущее на каждом шагу! Это случилось прямо здесь, на станции?
— Строго говоря, не совсем на станции. Это был почтовый вагон, и поезд стоял на грузовом дворе товарной станции. Его отсюда не видно, но это на самом деле двор. Там несколько путей, башня, с которой управляют движением, и склады с другой стороны. Вы увидите это место, когда поедете.
— А что команда? Ее ведь так и не зацапали?
— Совершенно верно. Это, по-видимому, были приезжие. Ни один местный вор не способен на такую виртуозную работу.
— Я слышал, что это были детройтские парни, которые обычно работают на «Пёрплз». Кое-кто из них во времена беспредела ходил под Джонни Дэ. Знают, с какой стороны браться за пушку. Я слышал это от самого Джонни Испанца.
— Я думал, его уже нет на свете.
— Никто и никогда не сможет убить Джонни Испанца. Он лучший стрелок во всей Америке.
— Что ж, раз вы так говорите... Я-то считал, что лучшим стрелком в Америке был я. Я мог бы
