трудятся, они прислушиваются к тому, что им говорят, и, возможно, они смогут справиться с делом.

— Кто вас беспокоит?

— О, ну, конечно же, этот Шорт. Есть в нем что-то такое, не позволяющее мне до конца поверить в него. Он хочет делать все как можно лучше, и это, при определенных обстоятельствах, может заставить его принять глубоко неверное решение. Спору нет, он быстро учится, и у него есть некоторый талант в обращении с пистолетом. Но все равно, пока не полетят пули, ни о ком нельзя сказать ничего определенного.

— Я согласен с вами насчет Шорта. Чуть ли не единственный янки во всей группе, а по разговору такой южанин, какого не найдешь от истока до самого устья Суони.

— Я тоже это заметил. Не могу даже предположить, откуда это в нем. Может быть, какая-то южная кровь?

— Ничего подобного. Он мне сказал, что у него талант усваивать диалекты. Может быть, он даже сам не замечает, как это у него получается.

— Может быть. Хотя лично я не встречал ничего подобного за все пятнадцать лет службы в морской пехоте.

— Я спрашиваю вас об этом потому, что получил некоторые новости.

— Я в этом не сомневался.

— Мистер Беккер очень волнуется. Его здорово донимают анонимными телефонными угрозами и тому подобными штуками, а жители города уже смеются: дескать, когда же он начнет хоть что-нибудь делать, а не просто сидеть у себя в офисе за закрытыми дверями и ни с кем не разговаривать. За его женой, куда бы она ни направилась, в открытую шляются по пятам парни Грамли. А ведь нас нанимали именно для того, чтобы покончить со всем этим. Нам пора двигаться, причем уже скоро. Как по-вашему, мы готовы?

— Если серьезно, то полностью готовым быть вообще нельзя. Но можно сказать, что мы готовы, при одном условии.

— Я думаю, что знаю, каково это условие, Эрл, — сказал старик, насупив брови.

— Как и моя жена. Она сказала, что таков уж мой характер.

— Она знает вас, Эрл. И я вас тоже знаю, хотя впервые увидел вас в лицо всего недели три тому назад. Вы, черт возьми, герой. И я никогда не смогу понять, каким образом вам удалось дожить до конца этой войны.

— Как бы там ни было, я должен быть там. Мальчишки привыкли ко мне, и им станет страшно, если меня не окажется рядом.

— Они преодолеют страх.

— Мистер Паркер, я должен быть там. Вы сами это знаете, и я знаю тоже. Им нужна твердая рука, а у вас будет слишком много дел с Беккером по подготовке рейдов, и кроме того, придется разбираться с полицией, а потом и с прессой.

— Эрл, если вы нарветесь на пулю, я себе никогда этого не прошу.

— А если один из этих юнцов нарвется на пулю, когда я буду сидеть где-нибудь за тридевять земель и попивать кока-колу, то я сам себя никогда не прощу.

— Да, вы твердый орешек для любого босса.

— Я знаю, что правильно и что неправильно. Плюс к тому, ни один из этих чертовых горцев с дробовиками со мной не справится.

— Эрл, нельзя недооценивать вашего врага. Вы должны были накрепко заучить это на войне. Оуни Мэддокс в Нью-Йорке был известен под кличкой Мокрушник. Согласно данным конторы нью-йоркского окружного прокурора, он в свое время убил более двадцати человек. А когда это дерьмо заварится, он пустит против нас бандитов, которые давно уже научились нажимать на спусковой крючок. Не надо ребячиться, Эрл. Это будут крутые парни. На это нужно настроиться.

— Значит, вы разрешаете мне идти с вами?

— Черт возьми! Да, Эрл, вы пойдете. Я вижу это так же ясно, как свой нос в зеркале во время бритья. Но я хочу, чтобы вы сначала поехали домой и поговорили с вашей женой. Слышите меня? Чтобы вы поговорили с нею, как мужчина. Чтобы она все знала. А вы скажете ей, что любите ее и что все будет прекрасно. И послушаете, как в животе у нее шевелится малыш. Вот, смотрите, здесь двадцать пять долларов. Пригласите ее на хороший обед в самый прекрасный ресторан Форт-Смита.

— В Форт-Смите нет прекрасных ресторанов.

— Тогда наймите повара.

— Да, сэр.

— А потом мы с вами встретимся во вторник в Хот-Спрингсе.

— Во вторник?

— Именно так, Эрл. Наше первое задание. В двадцать два ноль-ноль мы разнесем «Подкову». Во вторник ночью. Мы сразу зайдем с крупной карты.

12

Эрл вернулся домой в пятницу, уже под утро. Поселок ветеранов мирно спал, и ему потребовалось некоторое время, чтобы найти свою собственную хижину. Низенькие строения из рифленого алюминия были настолько схожими между собой, что большинство женщин пыталось как-то украсить их цветниками и куртинами кустов, шпалерами вьющихся растений и всякими другими подобными глупостями. Но все равно лачуги оставались тем, чем были: поваленными набок бочками, наполовину врытыми з землю и используемыми под жилье. В конце концов он сумел сориентироваться — менее опытный человек мог бы блуждать здесь много часов, причем даже днем, настолько каждая улочка была похожа на любую другую, — и отыскал 5-ю стрит, на которой и жил в доме номер 17. Эрл постучал, но не услышал ответа. Она, конечно же, спала. Он открыл дверь, потому что Джун даже не подумала ее запереть. Эрл услышал дыхание жены из клетушки, носившей громкое название спальни; в действительности это был всего лишь закуток, образованный хлипкой стенкой, не достающей до полукруглой крыши из тонкой жести. Женщина дышала ровно, глубоко, как будто за двоих. Он не хотел пугать ее и поэтому не пошел в спальню, а бесшумно устроился в большой комнате.

Он поставил маленькую настольную лампу так, чтобы свет не попадал в спальню, включил ее и начал раздеваться, оглядываясь по сторонам. Помещение производило впечатление изрядной запущенности. Вся мебель была сильно подержанной, выпуклые стены как будто промялись внутрь, словно старались сделать жизнь здесь совсем невозможной. Джун приложила много сил для того, чтобы как-то приукрасить свое жилище как снаружи, так и внутри, замаскировать его бросающийся в глаза казенный облик. Она красила стены, вешала репродукции картин и занавески, ставила какие-то безделушки. Но все попытки были заранее обречены на неудачу из-за неистребимого запаха алюминия и хилости прогибавшихся при каждом шаге досок пола.

Оборудовано это, с позволения сказать, жилище было самым примитивным образом: печка с плитой да маленький холодильник. Это место совершенно не подходило для того, чтобы растить здесь ребенка.

Эрл пошел в кухню, вернее, в угол, где размещалась кухонная утварь, и открыл холодильник, надеясь найти молоко или что-нибудь другое, хотя бы бутылку кока-колы. Но Джун не ожидала его, и потому холодильник был почти пуст. Движимый каким-то инстинктом, очевидно сродни воровскому, он открыл какой-то шкафчик и действительно обнаружил там, как ему и подсказывало неосознанное воспоминание, полупустую бутылку бурбона «Бун каунти».

Эрлу потребовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не выпить его. Он был совершенно не в настроении отказываться от бурбона, потому что дальняя дорога до западного угла Арканзаса по 71-му шоссе провела его, по сути, через родные места. Дорога, две извилистые полосы хорошо укатанного щебеночного покрытия, проходила через округ Полк, где его отец был когда-то шерифом и большим человеком. Около полуночи трасса вывела Эрла прямиком в Блу-Ай, центр округа, лежащего в горах Уошито, которые лишь кое-где пересекались дорогами. Он не был здесь уже много лет. По сторонам главной улицы, тянувшейся параллельно железнодорожной линии, западнее путей, громоздились невысокие здания.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату