тремя пулями. Не позволяйте оружию вырываться из рук.
— Такого не будет.
— Теперь две другие группы. Приготовиться. Все наше чертово дело зависит от того, насколько быстро вы прорветесь через черный ход.
— Да, сэр. Мы готовы.
— Хорошо, парни. Вы ведь хотите гордиться собой, верно?
— Да, сэр.
Эрл вдруг понял, что ему очень хочется курить. Он поглядел на часы. Они показывали 9.57. Он вытряхнул «лаки страйк» из пачки, закурил, глубоко затянулся и почувствовал себя почти хорошо. Все, что можно было сделать, было сделано. Несомненно, они преподнесут Грамли несколько сюрпризов.
Он выскользнул из автомобиля, оставив дверь нараспашку, шагнул назад, к багажнику, и открыл его. Внутри лежал его бронежилет и автоматическая винтовка «Браунинг» А-1 образца 1918 года.
К черту жилет. Он находился там, где не могло быть никакой стрельбы. Жилет был ему совершенно не нужен.
Эрл взял «браунинг», присоединил магазин с двадцатью патронами и, передернув затвор, дослал патрон в патронник. Затем он извлек нагрудный патронташ, в который были заправлены еще десять магазинов, вынул четыре и рассовал их в карманы пиджака, по два в каждый для равновесия. После этого он бросил патронташ на дно багажника, опустил крышку и беззвучно защелкнул замок.
В голове у него роились вопросы: «Что не так? Что я забыл? Там ли я нахожусь? Как скоро прибудут медики? Получится ли у нас?»
Но через несколько секунд все эти вопросы свелись к одному: «Что не так»?
Сверху послышался голос. Это был Натан Грамли, устроившийся позади большого немецкого пулемета, установленного на салазки на верхней площадке лестницы; рядом лежали ленты, набитые патронами.
— Джейп, ты что-нибудь видишь?
— Ни черта, кроме этих жирных черножопых свиней! — крикнул в ответ Джейп.
Он в одиночестве сидел за столом в баре. Вокруг него возвышались неиспользуемые игровые автоматы. В баре было пусто, если не считать троих молодых парней, которые забрели сюда и получили убедительное предложение остаться и стоять с беспечным видом у стойки. Если им не хочется, добавил он, то пусть они поговорят с его дядей. При этих словах он отодвинул полу пиджака, небрежно брошенного на соседний стул, и показал дуло «томми». Все подчинились, правда, один обмочил штаны при виде оружия.
Часы на стене, висевшие прямо перед Джейпом, показывали около десяти вечера. Он позволил себе еще один глоток бурбона, и ему сразу сделалось теплее и прибавилось смелости. Он немного нервничал. Черномазый с порезанной мордой, стоявший за стойкой, выглядел страшно напуганным. Хорошо, что Джейп догадался заглянуть за стойку: там обнаружились бейсбольная бита, обрез ружья и старинная, времен гражданской войны, сабля, которую вполне мог носить его дед.
И вот ровно в десять к входу подъехал автомобиль с потушенными фарами. Джейп протянул руку и извлек «томпсон» из-под пиджака, сбросив пиджак на пол. Теперь он держал оружие прямо под столом, почти незаметно отодвинувшись вместе со стулом назад. Он видел какую-то суету возле автомобиля, но было слишком темно, и он не мог сообразить, что же ему делать.
— Вы, черномазые, стойте, где стояли! — рявкнул он. — Натан, мне кажется, что они здесь, будь они прокляты!
Вместо ответа Натан с громким звуком передернул тяжелый затвор на немецком ветеране.
— Ща мы устроим джамбалайю[34] из нескольких гадов! — сообщил Джейп перепуганным неграм.
— Я не хочу умирать, — донесся сверху молодой женский голос, высокий и заметно дрожащий. — Пожалуйста, господа, не причините мне вреда.
— Заткнись, мразь, — послышался ответ.
Рейдовая группа отлепилась от автомобиля и быстро направилась в «Мэри-Джейн».
Пальцы Джейпа безошибочно нащупали предохранитель и отодвинули его. Видит Бог, он был готов.
Все было замечательно. Два полицейских штата были за телохранителей, и в комнате было много оружия, которое находилось в руках ветеранов, высаживавшихся на берег в Анцио, в Нормандии и в других местах, так что Фред Беккер почувствовал себя в безопасности и среди друзей. Он смог наконец-то отогнать от себя гнетущее напряжение, которое непрерывно сопутствовало ему во время всего этого беспорядка.
Он встречался со своей группой реформаторов — все такие же смелые и решительные мужчины, как и он сам, — в «Закусочной Коя», на холме у подножия горы Хот-Спрингс на восточной окраине города. В помещении находились также три корреспондента общенационального масштаба и фотограф из «Лайф».
Но причины встречи лишь номинально были политическими. Молодежь собралась здесь, чтобы отпраздновать успех Фреда и то, что он будет означать для всех них, поскольку они предвидели и свою кооптацию в число столпов демократической партии на следующих выборах и вполне возможный захват власти в городе на волне справедливого негодования. Ибо Фред и его команда дали городу надежду и ослабили удавку, которую держали на его горле прежние воротилы. Это чувствовалось в воздухе: внезапный, прямо-таки весенний расцвет оптимизма, ощущение того, что, раз уж люди поднялись, положение не сможет остаться таким, каким оно было прежде, когда его определяли коррупция, разврат и насилие.
Все жены тоже находились там. Это был великий вечер. Можно было подумать, будто война уже выиграна или, по крайней мере, забрезжил свет в конце туннеля. Были произнесены тосты, подняты бокалы, и собравшиеся готовы были запеть. Эта была одна из тех редких ночей, когда люди могут упиваться чистым счастьем.
И в самый разгар веселья на стол упала темная тень. Беккер поднял голову и увидел длинное, грустное лицо Ди-Эй Паркера.
— Мистер Беккер...
— Да?
— Я думаю, вам лучше поехать со мной. Ребята сегодня вечером работают, и ваше присутствие будет необходимо.
— Что? Вы сказали...
— Как вы помните, я попросил вас вчера позвонить по поводу того места на Малверн-авеню. Мы использовали этот звонок, чтобы подготовить одну возможность, которая кажется очень многообещающей, — напомнил Ди-Эй, надеясь заранее перебить ту тираду, которая сопровождала инструкции Беккера по поводу любого плана рейда и скрывала пропасть между отношением окружного прокурора к использованию силы и его собственным физическим страхом, казавшуюся непреодолимой.
Фред поднялся.
— Друзья, — сказал он, — дорогая, — обратился он к жене, — я должен бежать. Есть работа, которая не терпит отлагательств и...
Его перебила громкая стрельба. Пулеметные очереди. Грохот, раздиравший ночь, походил на звук разрываемой парусины и был отлично знаком каждому, кто побывал в боях или хотя бы рядом с боями. Этот звук нельзя было ни с чем спутать. Стоило раз услышать, и человек запоминал его навсегда.
Лицо Фреда сделалось бескровным.
— Похоже, дела у мальчиков идут отлично, — заметил Ди-Эй.
23
