— И все они такие же прелестные, как твоя жена?
Хоксуэлл подождал открывать дверцу.
— И не вздумай. Я уверен, что говорю и за Саммерхейза. Эти женщины как сестры по отношению друг к другу, и нам с Себастьяном придется расплачиваться за твое плохое поведение.
— Черт возьми, я просто спросил, хорошенькие ли они.
— Спи дальше.
Он вышел из кареты. Саммерхейз и Одрианна уже стояли у дверей.
— Господи, ну и зрелище, — сказала Одрианна, оглядев три их кареты. — Верити в своей комнате, Хоксуэлл, остальные — в оранжерее.
Саммерхейз передал ее чемодан кучеру.
— Почему бы вам тоже не приехать на несколько дней в Эссекс, Грейсон? — сказал он.
— Да, приезжайте, — поддержала его Одрианна. — Мне кажется, что Верити понравилось на побережье и она будет не прочь опять там побывать.
Саммерхейз печально улыбнулся, а потом многозначительно посмотрел на Хоксуэлла.
— Увидимся там или в городе, — сказал он.
Они попрощались и пошли к своей карете.
— А это карета Каслфорда? Зачем он вообще здесь? — спросила Одрианна. — А кто это сидит в карете Хоксуэлла?
Саммерхейз взял ее за руку.
— Я тебе все объясню по дороге. — Он подсадил жену в карету и, прежде чем сесть самому, снова оглянулся на Хоксуэлла.
Хоксуэлл проводил карету взглядом, а потом, глубоко вдохнув и стиснув зубы, подошел к своей карете и заглянул внутрь.
Сидевший там светловолосый молодой человек с зелеными глазами посмотрел на него с любопытством. Взгляд этих глаз был умным и доброжелательным.
Хоксуэлла вдруг охватил гнев, но он не выплеснет его на этого юношу. Верити заслуживает лучшего, решил он. И он вовсе не хочет, чтобы она думала, что им движет досада или ревность. Сегодня ему не нужно недопонимание.
— Пойдем со мной, — только и сказал он молодому человеку, открыв дверцу кареты.
Был чудесный осенний день — солнечный, с прохладным ветерком и ароматами еще цветущего сада. Верити сидела на подоконнике своей старой комнаты и смотрела в окно на кружащиеся в воздухе желтые листья.
Всю прошлую ночь они проговорили так откровенно, как могут только женщины. Верити наконец рассказала им о Бертраме, о своем страхе и перенесенных побоях. Она могла говорить об этом спокойно только потому, что уже вылила весь свой гнев, всю горечь в разговорах с Хоксуэллом.
Одрианна плакала, но она была единственной, кто так отреагировал. Оказалось, что Дафна давно подозревала нечто подобное. Селия тоже. А Кэтрин… Кэтрин поняла ее лучше, чем остальные, уж это точно.
Рассказывая об этих печальных годах, Верити освобождалась от негативных воспоминаний. Но страшно устала. Поэтому она крепко и долго спала и встала гораздо позже подруг.
Надо бы одеться, подумала она. Саммерхейз скоро приедет за Одрианной, а за ней, наверное, приедет карета из Лондона. Она прекрасно провела здесь эти три дня, но пора было ехать домой.
Кто-то осторожно постучал в дверь. Скорее всего это Кэтрин. Они очень сблизились за это время, даже подружились.
Дверь открылась. Но на пороге стояла не Кэтрин. Это был Хоксуэлл.
* * *
Он увидел ее у окна, и она показалась ему прекрасной. Ветерок растрепал тонкие пряди ее волос, и они окружали ее голову словно нимб. Солнечный свет придавал белой коже розоватый оттенок. С распущенными волосами и сияющими глазами она выглядела такой свежей и невинной, что он с трудом оторвал от нее взгляд.
Хоксуэлл вошел в комнату, и она, улыбнувшись, протянула ему руку. Он поцеловал эту руку, и любовь захлестнула его с такой силой, что он еле удержался, чтобы не заключить ее в объятия.
— Ты не собираешься поцеловать меня как следует? Я провела две ночи, мечтая о тебе и твоих поцелуях.
— Конечно.
Обхватив ладонями ее лицо, он поцеловал ее «как следует». Она дотронулась до его руки и сказала:
— Я сейчас быстро оденусь, и мы можем ехать.
Только сейчас он заметил, что она в пеньюаре, а на плечи наброшена шаль. Он замер и вдруг подумал, стоит ли ей сначала одеться или…
«О чем это я думаю? — усмехнулся он про себя. — Нашел время».
— У меня для тебя сюрприз, Верити. Подарок. Притом такой, за который ты навсегда будешь у меня в долгу.
— Вот как? — Она улыбнулась словно ребенок, обрадовавшийся подарку.
Он смотрел на нее и уже в который раз удивлялся, что это за женщина: она то может быть наивной, а то вдруг страшно опасной. Он подошел к двери и открыл ее.
Худощавый молодой человек со светлыми волосами и неуверенной улыбкой вошел в комнату.
Глаза Верити расширились.
— Майкл!
Она соскочила с подоконника.
Хоксуэлл повернулся и вышел, закрывая за собой дверь и не оборачиваясь.
Он спустился вниз, вышел из дома, прошел мимо своей кареты и направился к карете Каслфорда. Тристану лучше не просыпаться, подумал он. Сейчас никто не должен его видеть. И разговаривать он тоже ни с кем не хочет.
Чтобы не рисковать, он велел кучеру подвинуться и взобрался на козлы рядом. У него было такое ощущение, будто кто-то долго бил его кулаком в живот, пока он не ослаб и ему стало трудно дышать. Он приказал кучеру возвращаться в Лондон.
Кучер натянул вожжи. Хоксуэлл смотрел в одну точку, отчаянно пытаясь не представлять себе картину воссоединения.
— Ты идиот, Хоксуэлл.
Оскорбление донеслось из окошка, отделявшего кучера от внутренней части кареты.
— Да, знаю. Спасибо, что напомнил, Каслфорд. А теперь продолжай спать.
— Я знаю, что ты задумал. Но это безумие. Ведь твои чувства к ней ясны как Божий день.
Хоксуэлл застонал. Он не мог поверить, что будет так страдать.
— Совершенно верно. И это означает, что твой совет бесполезен. Она не одна из твоих шлюх.
— Тем более нет причины быть идиотом.
— Я не в том настроении, чтобы чей-то лишенный телесной оболочки голос оскорблял меня целый час. Наоборот, я чувствую, что мне хочется кое-кого отдубасить. Так что лучше убери свой нос из этого отверстия.
— Отдубасить меня? Черт. Останови карету.
Кучер, разумеется, послушался. Каслфорд вышел и сделал знак кучеру слезть с козел и встать на запятки кареты, а сам взобрался на козлы, взял в руки вожжи и пустил лошадей.
Хоксуэлл сложил на груди руки и не отрываясь смотрел вперед. У Каслфорда хватило благоразумия всю дорогу до Лондона ехать молча.
Верити обняла Майкла как друга, которого давно потеряла. Хоксуэлл был прав. Это действительно подарок. Самый лучший.
