столечко. Бен Сигел был там королем, и если бы кто-нибудь сунулся его доставать Бен разделал бы его, как Бог черепаху, вот что я думаю. А тебе, кореш, об этом что-нибудь известно?
– Знаешь что? – неторопливо ответил Эрл. – Я здесь не для того, чтобы что-то объяснять. У меня сейчас другая работа.
– Ты меня не знаешь, зато я тебя знаю. Я секу, как ты жрешь все это дерьмо. Тоже мне герой! Ну ничего, малый, героев тоже, случается, тычут мордой в грязь.
– Эй, парень, дай-ка теперь я тебе тоже кое-что скажу. Если на меня кто-нибудь замахнется, я его уложу прежде, чем он успеет сказать «мама». Если какой-нибудь козел с хулиганскими замашками считает себя крутым и лезет к людям, чтобы взять на испуг, то я как раз из тех, кто объясняет таким, что они не короли, а дерьмо. И еще я не люблю, когда всякие кролики, разнаряженные, словно на уроке танцев, суют нос в мои дела и начинают болтать языком. Понял?
– Ну да, герой, фу ты ну ты! Только подумай башкой, что мы не в кино. Здесь герои всегда остаются лежать, тихие и холодные. Так вот…
Но в этот момент из дверей показался другой человек, много старше, благополучнее, спокойнее и хитрее.
– Фрэнки, Фрэнки, вот ты где! О, сэр, прошу прошения. Фрэнки перебрал, и его, похоже, понесло. У него и в мыслях нет того, что он наговорил. Не обращайте на него внимания.
Он взял Фрэнки за рукав и легонько подтолкнул в сторону, но тот вырвался. Впрочем, не затем, чтобы напасть на Эрла, а чтобы сообщить громким шепотом:
– Кто-то убил Бена Сигела, когда он сидел в собственном доме на диване. Пристрелил, когда он читал газету. Если тот парень попадется мне в руки…
Но пожилой вновь перехватил его и с неожиданной силой оттолкнул в сторону. Молодой как будто понял превосходство старшего, потому что сразу сник и удалился.
Эрл всмотрелся в старика и увидел печальные, мудрые глаза и огромный, но при этом красивый нос. В этом облике было что-то интуитивно знакомое.
– Мистер Свэггер, прошу вас, не обращайте внимания на моего спутника. Он здорово набрался, а ведь он мечтает о славе – слишком долго ему пришлось сидеть за худшими столиками в нью-йоркских ночных клубах. Он прикидывается гангстером, хотя на самом деле всего лишь шестерка при шестерке. Трезвый и свободный от фантазий, он не будет представлять для вас никакой опасности, можете мне поверить.
– Он наболтал много разной чепухи.
– Он всегда такой, когда напьется. Я поговорю с ним. Между прочим, я управляю казино. Оно называется «Монмартр». Заходите к нам и поиграйте ночку за мой счет – просто чтобы показать, что у вас не осталось обиды. Вы ничего не проиграете, зато весь выигрыш останется за вами. А мы вернем вам долг, если можно так выразиться. Вы настоящий герой. Меня зовут Мейер Лански.
Это же король гангстеров! Знаменитый гангстер! Знаменитейший из знаменитых!
– Я не любитель карт, но все равно благодарю вас.
– Что угодно, лишь бы доставить вам удовольствие, мой друг. Наш дом – ваш дом, стоит вам только захотеть. Мне кажется, что вам должна выпасть хорошая карта.
Он улыбнулся, плавно отступил назад и тут же исчез. Словно испарился.
Глава 16
Молодой человек внимательно разглядывал доску. Позиция на ней сложилась весьма любопытная. Похоже, что все силы противника сконцентрировались на его левом фланге, где ферзь собрал к себе отчаянные пешки, обе умные ладьи, смельчаков-коней и даже слона, тогда как король по своей всегдашней привычке скучал поодаль, на противоположной стороне горизонтали, под жалким прикрытием незначительной части своей армии. Старушка-королева бросила своего супруга на произвол судьбы.
Но чем дольше он изучал позицию, тем больше убеждался в том, что противник морочит ему голову. Он все организовал так, что нельзя было не поверить: нужно ждать атаки по правому краю. А настоящий удар, который внезапно последует слева, будет быстрым, ошеломляюще мощным и рассчитанным. Он знал, что возможность защититься есть, и изо всех сил пытался мысленно разгадать ловушку, но, увы, озарение не наступало.
И все же он не сомневался: слева поставлена приманка для отвода глаз, а справа выстроена западня. Он знал, что должен принять решение, начать контригру, проявить упорство и агрессивность. Поэтому…
– Нет, нет, нет! – резко выкрикнул старший. – Ты что, ничему не научился за все эти дни? Спал? Мечтал невесть о чем? Ах, ну какой же ты болван!
– Но, сэр, – возразил двадцатишестилетний Кастро, – мне показалось, что…
– Хватит тянуть, ходи, а то мне уже скучно.
Кастро сделал ход. Старший резким, явно презрительным движением передвинул фигуру почти одновременно с ним, и сразу же после этого ответа Кастро увидел брешь в своей обороне, увидел, как непредвиденный им удар разрывает всю его позицию, и почувствовал, что азарт покидает его.
– Проклятье! – воскликнул он. – Играем заново.
– Сначала доиграй эту партию, балбес.
На это ушло совсем немного времени: три хода, и он в шестой раз подряд и в девятый раз за десять дней получил мат. Наградой за все усилия была лишь одна ничья, да и та, честно говоря, случайная.
– Надо иметь чутье на такие вещи, – спокойно произнес победитель. – Может быть, шахматы вообще не для тебя. Здесь нет никакой возможности произнести речь или выступить по радио. Не исключено, что именно в этом ты по-настоящему силен. Это не слишком высокий талант, но, я думаю, человек должен полностью использовать то, что ему дано. А разбираться в событиях и принимать решения оставим более толковым людям.
– Нет-нет, – жалобно возразил младший, – я толковый. Вы увидите, что… – Он умолк, не закончив фразы, и продолжил после паузы: – Ведь это было в прошлом году. Откуда вы знаете, что я выступал по радио? Вы не с Кубы.
– Да так, знаю кое о чем. И одно знаю совершенно точно: когда играешь в шахматы, нужно больше ворочать мозгами. Было бы куда разумнее начать именно с них, а не с речей, где тебе платят аплодисментами, а к вечеру оказывается, что ты так и не создал ничего ощутимого. О чем я тебе все время толкую? Не торопись. Из-за этого ты всегда нарываешься на резню.
– По крайней мере это славная гибель, – ответил молодой человек.
– Тебе когда-нибудь доводилось видеть настоящую резню? – спросил старший.
– Нет, – признался Кастро.
– Ну а мне доводилось. Ничего привлекательного. И уж конечно, ничего славного. Уродливое, кровавое, жалкое, отвратительное, безнадежное дело. Именно так заканчиваются все большие кампании, если они недостаточно хорошо готовятся и управляются.
– Кто вы такой? – спросил Кастро. – Вы появляетесь неизвестно откуда, и вдруг мы с вами начинаем каждый день играть в шахматы. Вы говорите на нашем языке совершенно свободно и с европейским акцентом. Вы учили испанский язык в Испании.
– Совершенно верно, в Испании.
– В тридцать шестом – тридцать девятом. И видели там резню?
– Мне, увы, пришлось увидеть много резни. Слишком много. Надеюсь, больше не доведется.
Собеседники сидели под пальмами в парке Сан-Франциско, в Старой Гаване, неподалеку от стойки, где готовили кофе, неподалеку от чистильщика обуви, неподалеку от целой эскадры продавцов различных бутылок с крепкими и легкими напитками, неподалеку от пары шлюх, отдыхавших после трудового утра, неподалеку от женщины, скручивавшей сигары, рядом со множеством расхаживавших по газонам чаек. Солнце пекло, но освежающий бриз, тянувший от находившейся невдалеке гавани, играл пальмовыми листьями и охлаждал кожу, мгновенно осушая выступавший пот.
– Думаю, что вы прибыли издалека, чтобы встретиться со мной, – сказал Кастро. – Могу сказать совершенно точно, что вы интересовались мной с самого начала. Это мне было сразу ясно.
– У меня есть кое-какой практический опыт. Возможно, ты захочешь выслушать мои советы. А когда- нибудь в будущем, обретя мудрость, ты, может быть, и последуешь какому-нибудь из них.
– Откуда вы?
