Чингисхан. Великий завоеватель

летописях упоминается и о единице «туг», соответствующей ста тысячам и могущей быть приравненной к «частной армии» по современной терминологии, но на практике «частные армии» у монголов составлялись из разного числа «тем», а следовательно, не являлись единицами постоянного характера. Старшие вожди, на которых во время войны возлагалось командование такими крупными единицами, по Лэму назывались «орхонами», по-нашему – воеводы. При Чингисхане их было одиннадцать человек.[136]

Если теперь провести параллель между организациями монгольской и современных армий, то монгольские сотни можно приблизительно приравнять к нашим эскадронам (казачьим сотням), тысячи – к десяти эскадронным полкам (такие полки имелись в России еще в царствование Николая I), тьмы – к кавалерийским корпусам, а такие подразделения, как центр и крылья, будут соответствовать конным армиям (например, конные массы в Северо-Американскую междоусобную войну, конная армия Буденного 1920 г. и т. п.). В этой параллели отсутствует эшелон (дивизия) нашей современной организации. Б.Я. Владимирцов это название применяет к племенным единицам численностью в две, три или пять тысяч, на которые могли подразделяться «тьмы», составленные из разных племен, но если такое подразделение и существовало, то оно имело, вероятно, значение только административно-территориальное, так как в строевом отношении в монгольской армии, по-видимому, строго выдерживалась десятичная система.

Однако, установив такое, чисто внешнее сравнение между монгольской армией и конными массами, организованными, если не по вполне современным, то по нормам не очень отдаленного прошлого, следует тотчас же оговориться, что из некоторого, – и притом далеко не полного – организационного сходства между этими двумя объектами сравнения вовсе не вытекает и необходимость совпадения приемов боевых действий. Конница, например, времен Наполеона в своих построениях для боя не могла не считаться с уже весьма действенным влиянием в то время огня в бою, особенно артиллерийского, сравнительно с которым действие метательного оружия эпохи Чингисхана ничтожно. Нельзя также упускать из вида того обстоятельства, что европейские конные массы означенной эпохи составляли только часть вооруженной силы каждого государства и притом часть второстепенную, между тем вся боевая сила монгольской армии заключалась полностью в ее коннице, исполнявшей обязанности всех родов войск. При такой разнице в условиях мы видим в. монгольском порядке компактные массы в глубоких строях, долженствовавших увеличить до возможных пределов силу удара (шока) с целью, например, прорыва центра противника, поражения одного из его крыльев и т. п.

Эта обязанность «тарана» лежала на тяжелой монгольской коннице, что и явилось, вероятно, причиной, по которой некоторые писатели монгольский боевой порядок сравнивали с македонской фалангой Александра. По мнению генерала Иванина, для проведения такой параллели нет оснований, и в самом деле сходство между этими двумя боевыми порядками, правда, основанными на глубоких построениях войск, можно заметить разве только во время последнего акта боя, когда уже фактически производится удар по неприятельскому боевому расположению. Дело в том, что фаланга, состоя из тяжеловооруженной пехоты с сариссами (пиками) до трех сажен длиной, была крайне грузна, неповоротлива и, следовательно, малоспособна к маневрированию на поле сражения. При этом условии она должна была быть заблаговременно нацелена в избранную точку неприятельского фронта. Об охватах флангов противника, который к тому же всегда во много раз превосходил армию Александра численностью, не могло быть и речи; наоборот, обеспечение своих собственных флангов в бою составляло всегдашнюю заботу македонского полководца. Эта задача лежала главным образом на легкой пехоте, которая, кроме того, обязана была прикрывать фалангу с фронта от метательного оружия и боевых колесниц неприятеля. Таким образом, легкая пехота во время боевого наступления фаланги исполняла задачи преимущественно пассивного характера.

В противоположность этому массы тяжелой конницы монголов обладали маневренной способностью в высокой степени, а их легкая конница исполняла в бою весьма активную и вовсе не второстепенную роль. Первые не только производили сокрушительный удар в тот или другой участок неприятельского фронта, но и могли отталкивать его во фланг, а также быть брошенными ему в тыл. Благодаря этой способности к маневру точку для главного удара не было надобности намечать заблаговременно: она могла определиться и во время хода боя в зависимости от слагающейся обстановки. Легкая же конница не только разведывала и прикрывала, но исполняла главным образом задачу активной подготовки готовящегося решительного удара. Это и есть знаменитая «монгольская лава». Она действовала на манер нашей казачьей лавы, являющейся, по всей вероятности, ее бледной копией, но не одной волной, как у казаков, а несколькими параллельными (до пяти) разомкнутыми волнами, причем расстрелявшие свой запас стрел всадники первой шеренги, а также выбывшие из строя люди этой шеренги замещались из задних шеренг. С необычайной подвижностью маневрируя перед фронтом противника, заскакивая ему во фланги, а при удобном случае и в тыл, эти ловкие, вооруженные метательным оружием всадники, сидящие на своих выдрессированных, как собаки, конях, то размыкаясь, то собираясь в более или менее густые кучки, посылали в ряды неприятеля тучи метких стрел и дротиков, грозили ему то в одном, то в другом месте атакой и сами, обыкновенно не принимая его сомкнутой атаки, обращались в притворное бегство, заманивая его и наводя на засады.

Такими действиями они расстраивали, «изматывали» противника физически и морально настолько, что он иногда давал тыл еще до вступления в дело монгольской тяжелой кавалерии. Если же враг оказывался стойким, то действия легкой конницы во всяком случае позволяли определить его расположение, слабые места или наиболее выгодные для нанесения главного удара участки, куда быстро и скрытно с искусным применением к местности подводились в глубоких сомкнутых строях тяжелые конные массы, построенные подобно кавалерии Фридриха Великого и Наполеона в несколько линий. Благодаря своей высокой маневренной способности эти массы имели перевес даже над доблестной рыцарской конницей Европы, славившейся своей могучей ударной силой и искусством в одиночном бою, но крайне неповоротливой.

Таким образом, резюмируя, можно сказать, что на легкой монгольской коннице лежали обязанности охранения и разведки в походе и в бою завязки, маскировки намеченного боевого маневра и подготовки главного удара, а также преследования разбитого неприятеля; тяжелая же кавалерия являлась «маневренным резервом», которым противнику наносился решительный удар.

Как особенность монгольской тактики можно еще отметить, что конница на поле сражения маневрировала обыкновенно «в немую», т. е. не по командам, а по условным знакам, подаваемым значком (флагом) начальника. В ночных боях они заменялись цветными фонарями. (Барабаны употреблялись для подачи сигналов только при лагерном расположении.) В атаку монгольские воины бросались с диким, пронзительным криком.

Таковы были в общих чертах тактические приемы монгольской армии, насколько можно судить по дошедшим до нас далеко не полным сведениям. Чингисхан оставил своим потомкам наставления, как вести войну, осаждать и брать, обращаться с покоренными народами и проч. К сожалению, правила эти, которые у потомков его пользовались чрезвычайным уважением, до нас не дошли, и о них можно только догадываться по сохранившимся описаниям его походов и по дошедшим до нас наставлениям и правилам другого великого завоевателя – Тамерлана, который, будучи потомком Чингисхана по женской линии и монголом из племени берулас (родился в Коше), жил в эпоху, отстоящую от момента смерти Чингисхана всего на сто лет с небольшим (1336-1405), имел армию из элементов, близких к тем, из которых составлялась армия Чингисхана, и заведомо находился под сильным влиянием наставлений последнего для ведения войны. Генерал Иванин даже считает, что постановления и правила Тамерлана были не что иное, как возобновление постановлений и правил Чингисхана, лишь с некоторыми изменениями и усовершенствованиями.

Ввиду такого значения военной организации и военного искусства Тамерлана для лучшего понимания состояния военного дела при Чингисхане мы в приложении к настоящей главе приводим вкратце некоторые данные из дошедших до нас соответствующих постановлений и наставлений первого.

В соответствии с тактическими приемами монгольской армии определялось и вооружение ее двух главных «родов оружия» – легкой и тяжелой конницы, иначе называемых лучниками и мечниками. Как показывает само название, главным оружием первых был лук со стрелами; они сами и их лошади не имели вовсе или имели лишь самое легкое предохранительное вооружение. Большинство лучников имело по два лука и по два колчана, из последних один расходный, другой запасной. Запасной колчан был устроен так,