Даже страшно.
Я что, так изменилась с тех пор? У меня были такие низкие стандарты? Или я отчаялась найти что- нибудь получше? Нет, боюсь, по отношению к Саймону, да и ко мне тоже, это не очень честно.
Я уверена, что он чей-то Мистер Идеал. И что с того, что для меня он Мистер Как Меня Угораздило? Он первым обрел дар речи.
— Ты хорошо выглядишь, Аннабел.
— Спасибо. — Я слегка отодвинулась, почувствовав тяжелый чесночный дух.
— В самом деле, ты выглядишь более чем хорошо. Ты выглядишь великолепно.
— Спасибо.
— Очень приятно видеть тебя опять.
— Спасибо.
— И давно ты вернулась?
— Нет. — Мысленно аплодирую себе за новое слово.
— Ну, и как там на Дальнем Востоке? — Он подцепил на вилку и отправил в широкую пасть очередную порцию пищи.
— Очень тепло. — О-о-о, целых два слова, можно сказать, предложение. Аннабел Льюис за словом в карман не полезет.
К счастью, Саймон не особенно нуждается в собеседниках. Он так же обожает звук своего голоса, как я — молочный шоколад.
— Знаешь ли, меня эта культура просто завораживает… — начал он. — Восточные люди так дисциплинированны, так сосредоточенны, хотя в их истории столько романтики»… — Пошло-поехало.
Разговаривать с ним все равно что смотреть телевизор. Главное включить, а говорить будет он сам. Раньше это меня бесило. Для такого… э-э-э… разговорчивого человека, как я. трудно сидеть молча, пока кто-то другой выступает перед публикой, но сейчас это мне на руку, не придется хотя бы подыскивать тему для разговора. Не говоря уже о том, что мне никогда особенно не хотелось беседовать с Саймоном. У нас не больше общего, чем у пакетика арахиса и ершика для посуды.
И то, что моя мама продолжает исчезать в туалете каждые пять минут, не помогает. Либо у нее проблемы с мочевым пузырем, либо она очень хочет оставить нас наедине, руководствуясь собственными извращенными представлениями о деликатности.
Я первый раз за два года встретилась с мамой, а она так и норовит прикрыться шляпой и исчезнуть в тени.
Когда она в пятый раз вернулась к столику, причем за время ее отсутствия я выдавила из себя пару предложений, а Саймон выдал целый монолог по поводу домашнего белого вина, который сделал бы честь Старому Мореходу[2], я решила, что теперь моя очередь прятаться среди сушилок для рук и рулонов туалетной бумаги.
— Хм, мне нужно отойти… понимаете ли… отойти в туалет, — объявила я, как только она скользнула на свое место и одарила нас благосклонной улыбкой, прочирикав: «Ну; разве это не мило?» — в четырнадцатый раз. — Вернусь через пять сек.
Или чуть позже. Мне нужен перерыв, или то, что тикает у меня в левом виске, вот-вот взорвется.
Мама давит на меня, словно огромный океан на малюсенькую подводную лодку. Но нужно напрячься и не треснуть под давлением. Я освежаю макияж, потом понимаю, что свежеоттраханный вид может польстить Саймону, и стираю все обратно.
Интересно, как долго я смогу отсиживаться в туалете, прежде чем они догадаются, что я прячусь?
Да кому какое дело! Ну и что, если Саймон подумает, что я вот уже пятнадцать минут порчу воздух в туалете? Кто знает, может, это даст мне возможность избавиться от него. А это будет просто замечательно. Я просто поверить не могу, что после всего, что между нами было и что я себе позволяла, он все еще мной интересуется. Мне до него точно дела нет. И мне точно нет дела до попыток моей мамочки по-быстрому устроить мою личную жизнь. Я вполне довольна своей жизнью, спасибо. У меня нет ни малейшего желания привязываться к другому человеческому существу при помощи куска бумаги и сомнительных клятв.
Я думала, что неспособность связывать себя обязательствами — мужская проблема.
А может, это просто частный случай, может, Саймону просто не повезло со мной. Или мне с Саймоном.
Во время маминой шестой отлучки в туалет он наконец улучает момент и предлагает мне встретиться с ним в обед завтра, «чтобы освежить знакомство». но я вежливо отказываюсь. Правда, отделаться так просто мне не удается. Когда обед подходит к концу, мама приглашает нас обоих в оперу в следующую пятницу, потом предлагает провести первый уикенд июля в ее доме в Корнуолле[3], пообедать в то же время на следующей неделе и еще упоминает про какую-то вечеринку по поводу открытия новой телевизионной программы, о времени нам сообщат дополнительно.
Я механически записываю все даты упомянутых событий в ежедневник, надеюсь, когда придет время, я смогу объяснить свое отсутствие тем. что меня нет в стране, или я собираюсь мыть голову, или я валяюсь в постели с головной болью или со страстным любовником, или придумаю что- нибудь позабористей.
— Что скажешь, разве не чудно, что мы так неожиданно столкнулись Саймоном? — зачирикала мама, когда мучительный обед наконец закончился и мы отправились в обратный путь, к Ники.
Не могу сказать, что это меня удивило, но я сочла за лучшее промолчать.
— И куда, интересно. Саймон ведет тебя завтра?
— Никуда.
— Но я думала… — Она умудрилась вовремя прикусить язычок и не выдать тайные сведения. Таким образом, вышло, что она не думала ничего.
Я знаю, что она думала. Она думала, что все прошло по ее плану. Может, она думала, что отлично меня пристроила? А я за эти два года не научилась одному — как сказать мужчине «нет», когда действительно имеешь это в виду
— И что ты теперь собираешься делать, раз уж сподобилась вернуться домой? — Она решила обратиться к более безобидной теме.
— Ну, даже не знаю, я думала отдохнуть немного, освоиться — наркотики, вечеринки, туда-сюда.
Маме не помешало бы имплантировать чувство юмора, сделать что-нибудь вроде переливания или пересадки. Вместо того чтобы улыбнуться очевидной шутке, она побагровела от возмущения и забарабанила по рулю идеально накрашенными красными ногтями.
— Подумать только, сколько денег я потратила на твое образование! И стоило так стараться? Я всегда знала, что толку из тебя не будет, — злобно прошипела она.
— Да уж, лучше бы ты вместо этого просто послала меня в колонии, там бы я живо научилась уму разуму. По крайней мере, помогла бы мне сэкономить на авиабилетах. Хотя, кажется, подобные методы воспитания трудных подростков уже лет сорок не в ходу.
Хорошо, может, я и веду себя по-детски и пока не готова играть во взрослую жизнь, и что с того? Кто сказал, что существуют определенные временные рамки? Да, я давно отпраздновала свое совершеннолетие, ну и что? Кому я мешаю? Почему я должна соответствовать чьим-то (маминым) представлениям о правильной жизни? Не собираюсь я этого делать, хотя кто-то (мама) думает, что я должна.
Она сидит рядом со мной, злобно поджав губы. В детстве я всегда шла у нее на поводу, но сейчас
желание все уладить, со всем согласиться неожиданно смывает волной гнева — она опять злится на меня, потому что я не сдалась и не сделала так, как хочет она. Невероятно: мне давно исполнилось двадцать, а мама все еще пытается управлять моей жизнью, как в детстве.
Ну почему она не может просто радоваться, что я дома, живая и здоровая?
Остаток пути мы проделали в молчании, ни она, ни я не хотели разрядить обстановку и заговорить.
Я сдалась, когда мы подъехали к дому.
— Позвоню,— пробормотала я, целуя ее в твердую щеку.
— Надо же, ты, оказывается, знаешь, как пользоваться телефоном? А я уж решила, что ты так и не
