Шеф сопроводил Пам в полицейский участок и оставался с ней, утешая, пока она писала заявление. Несмотря на ее уверения, что с ней все в порядке, просто немного поволновалась, ее осмотрел полицейский врач, смазал порез на шее антисептиком и заклеил лейкопластырем. А также посоветовал принять пару таблеток нурофена. Пам в обеденный перерыв забегала в банкомат, и это означало, что у нее в сумочке оставалось немногим менее ста фунтов, не говоря уж об обычном наборе кредитных карточек. Кредитные карточки можно, конечно, заблокировать, и она это сделает, как только доберется до телефона. Прошел уже час, даже чуть больше, как она явилась в участок, и теперь она сидела с чашкой чаю в руке и курила; из глаз вдруг начали капать слезы, потом они потекли по лицу, и ее начало трясти. Шеф легонько погладил ее по плечу, очень осторожно, и воздержался от того, чтобы взять ее за руку.
Суперинтендант полиции, недавно назначенный на этот пост, был полон рвения и стремился к тому, чтобы его подчиненные занимались чем-нибудь более значительным, чем обычная по пятницам возня с пьяными и нарушителями общественного порядка, мелкие кражи, уличные потасовки и обычный же набор домашних склок и свар. Иметь на своей территории осужденного за убийство, нарушившего условия досрочного освобождения и, вероятно, все еще болтавшегося где-то поблизости, – это одно; но вот нападение с ножом на инспектора по делам досрочно освобожденных – это уже совсем другое. Ограбление и нанесение телесных повреждений. Найти этого ублюдка и засунуть обратно за решетку! Чтоб у него прежде началось старческое недержание и болезнь Альцгеймера, чем он снова предстанет перед Комиссией по условно-досрочным освобождениям!
Начавшаяся после этого суета не ускользнула от внимания репортера криминального отдела местной газеты, тут же помчавшегося разыскивать знакомых полицейских, – среди них был и сержант уголовного отдела, с которым репортер, закончив служебные дела, регулярно ударял по пивку; потом он вызвал фотокорреспондента, чтоб тот незаметно сделал пару снимков Пам, когда та выходила из участка, все еще расстроенная и ошеломленная. Этот репортер также подрабатывал в одной из общенациональных газет, которая вместе с полудюжиной конкурирующих изданий уделяла некоторое внимание шумихе, вызванной досрочным освобождением Доналда, готовая к любому исходу событий – как к разрастанию скандала, так и к тому, что его быстро замнут. И вот шеф отдела новостей, ни на минуту не забывавший о конкуренции, вечной битве за читателя и тиражи, за место на рынке, послал своих поденщиков порыться в архиве, просмотреть все старые выпуски и вытащить оттуда столько «жареных» подробностей давнишнего преступления и суда над убийцами, сколько требуется для наилучшей игры при нынешней ситуации. Так, хорошо, ей было шестнадцать, педофилией здесь не пахнет, это не так задевает, как когда жертва едва вышла из детского возраста, однако в подтексте, в тени преступления вполне достаточно разных подробностей, чтобы добавить перчику в материал на тему «Зачем вообще выпускать этих уродов на свободу?». Несколько унций похоти и сексуальной неудовлетворенности, круто замешенных на пинте праведного негодования, – и вы угодили прямо в сердце среднего англичанина.
«А ну-ка, – заорал он на весь отдел новостей, – шевелите задницами, быстренько марш туда, в этот Хаддерсфилд, возьмите интервью у этой инспекторши, а также – если, конечно, она не полная уродина – побольше снимков; и еще, пока будете там ошиваться, прошерстите всю эту общагу – может, удастся выдоить что-то у других ее обитателей. Да, еще одно: наш человек выяснил, что у этого парня, что смылся из-под надзора, где-то рядом живут родственники, сестра или еще кто-то. Надо до нее добраться, пока другие не додумались. Потом есть еще этот папаша Пэдмор, который давно уже орет на всю округу, особенно в местных, ноттингемширских, газетах, тот самый, чью дочку они изнасиловали и убили. Надо подумать, как бы освежить и эту тему, добавить какой-нибудь новый аспект. И последнее: этот самый Доналд – как насчет того мужика, который его арестовал? Что он чувствует, видя, что вся его работа пошла коту под хвост? И как он относится к самому Доналду, кем его считает? Несчастным, лишенным детства? Или просто ублюдком? Отморозком? Ну, чего встали?! Давайте двигайтесь! Вперед!»
21
Дорожно-транспортное происшествие перекрыло движение по шоссе где-то севернее – с прицепа фуры свалился весь груз, от чего двадцать три машины врезались друг в друга, перегородив все три полосы; пробка растянулась аж на четырнадцать миль и продолжала увеличиваться. Дорожная полиция организовала объезды, расставила указательные знаки. Элдер выбрал самый дальний, извилистый, путь через Лэнгли-Милл и Коднор. Все изгибы и повороты дороги указывали на заброшенные шахтные стволы, как попало пробитые в земле там и сям. Потом на север, через Олфретон и Клей-Кросс, пока, уже подъезжая к Уингеруорту, он не увидел впереди знаменитый кривой шпиль Честерфилда, возвышающийся над крышами.
Он договорился встретиться с Полом Латамом на старой рыночной площади; тот оказался среднего роста, среднего сложения, в общем, весь такой средний плюс еще цветок в петлице, который должен был дополнять его облик, – не слишком принятая в Честерфилде деталь туалета, исключая, естественно, похороны. В данном же случае это помогло Элдеру сразу же узнать его – Латам сидел на одной из парковых скамеек, опустив голову в книгу: розовая гвоздика, немодно длинные волосы, кудрями падающие на воротник светлого вельветового пиджака, рядом – мягкая кожаная сумка с длинным наплечным ремнем.
– Мистер Латам?
– Просто Пол.
– Хорошо, Пол. А я Фрэнк. Фрэнк Элдер.
Рукопожатие Латама было твердым и быстрым.
– Спасибо, что уделили мне время.
Латам улыбнулся:
– Посидим здесь, или предпочитаете макароны с сыром или жареную картошку в какой-нибудь забегаловке?
– А вы сами что предлагаете?
– Тут полно пабов. Но вы же на службе?
Элдер покачал головой:
– Уже нет, и давно.
– А я думал…
– Прошу прощения, вероятно, мне следовало бы выражаться более четко. Я уже несколько лет как вышел в отставку. А это просто… нечто личное…
– Понимаю.
Элдер решил сначала, что это игра его воображения, но потом понял, что Латам действительно испытал некоторое облегчение, убедившись в неофициальном характере встречи.
– Паб вполне подойдет, – сказал Элдер.
Они нашли свободный угловой столик, где можно было спокойно поговорить; Элдер решил еще и перекусить и заказал себе кусок пирога со свининой и анчоусами и полпинты горького. Латам удовлетворился фруктовым соком и орехами.
– Стало быть, вы преподаете драматическое искусство?
– И еще английский. И курс по средствам массовой информации – нынче приходится и этому учить.
– Значит, изучаете рекламу, газеты и прочее в том же роде?
Латам рассмеялся:
– По большей части смотрим давнишние серии «Ист-Эндерз», чтобы потом подвести под это какую- нибудь идиотскую социологическую основу.
Он выглядит совсем мальчишкой, когда смеется, подумал Элдер; симпатичный мальчишка с претензией на некоторую артистичность. Возраст точно определить затруднительно, но не так уж молод, каким показался на первый взгляд. Где-то около сорока пяти – то есть ему было тридцать, когда пропала Сьюзен Блэклок; может, даже на год-два меньше.
