38
Надежда умирает последней, но иногда это происходит очень быстро. Сгоревшие остатки разбитой четырехлетней «хонды-цивик», угнанной с привокзальной стоянки в Ретфорде за день до исчезновения Эммы Харрисон, были обнаружены в старом кемпинге для автопутешественников между Трентом и шоссе А1, к северу от Ньюарка. В ее багажнике была найдена обгоревшая сандалия, похожая на ту, что принадлежала Эмме. Вторая сандалия.
После тщательного осмотра дороги, ведущей к сараю, где держали Эмму, криминалисты пришли к выводу, что следы шин принадлежат среднего размера мини-вэну, который приехал туда, а потом уехал; следы соответствовали, насколько это можно было определить, следам шин белого микроавтобуса, угнанного от одного дома в Ньюарке. Автомобиль был похищен, когда его хозяин находился в доме, демонтируя устройство для раскладывания огромного дивана-кровати, и до сих пор не был найден.
Около десяти утра в субботу двое мальчишек, двенадцати и четырнадцати лет, остановившиеся вместе с родителями в кемпинге возле Мейблторпа на побережье Линкольншира, поехали кататься на велосипедах по окрестным песчаным пляжам. Возвращаясь через дюны назад в кемпинг, старший из мальчиков, желая продемонстрировать свою ловкость, заложил крутой поворот с заносом, и заднее колесо его велосипеда, глубоко завязнув в песке, провалилось в неглубокую могилу, в которой была закопана Эмма Харрисон.
– Мейблторп, – сказала Морин Прайор, услышав это сообщение. – Это же там…
– …где нашли тело Люси Пэдмор, – закончил за нее Элдер. – Четырнадцать лет назад.
– Закопанное в дюнах.
– В дюнах, – эхом откликнулся Элдер с закаменевшим лицом.
Для воскресных выпусков газет это стало настоящим праздником: все они, начиная от общенациональных крупнотиражных и кончая последними таблоидами, заполнили свои полосы фактами и предположениями; репортеры состязались в своих статьях, щедро выдавая чересчур богатые подробности и похотливые предположения. Публиковались интервью с мальчишками, которые нашли могилу, карты с указанием места, где было обнаружено тело, и нанесенными на них предполагаемыми передвижениями Эммы в последние шесть дней. Фото Эммы, собранные из самых разных источников, фото ее родителей, закрывающих лица от фотоаппаратов на пути в больницу, куда они приехали на опознание тела дочери. Бесконечные газетные колонки, посвященные воспоминаниям об Эмме, собранным среди ее друзей. Она всегда была такая энергичная, полная жизни; все ее любили, все-все. «Мы будем поминать ее в своих молитвах», – уверял местный викарий любого, кого это интересовало.
«Следует задуматься, – заявил архиепископ, – а не собираем ли мы теперь урожай с поля, засеянного нашим обществом, в котором секс и коммерция ныне связаны столь тесно, в котором сексуализация наших детей и молодых людей все в большей мере воспринимается как нечто само собой разумеющееся, без каких-либо сомнений или замечаний».
В полной мере разгорелись спекуляции и споры о том, кто же ее убил. Обычная тактика выявления и шельмования педофилов триумфально торжествовала во всей своей кричащей убогости. Наличие Элдера в оперативной группе дополняло интерес, возникший в результате совпадения места захоронения двух юных девушек на одном и том же участке побережья. Самые ужасающие подробности похищения и убийства Люси Пэдмор вновь появились в газетах, освежая эту историю в памяти. Те газеты, что начали складывать из разрозненных частей историю Шейна Доналда, когда он бежал из-под надзора полиции, ушли теперь в хороший отрыв от конкурентов. «НЕ ЭТО ЛИ ЛИЦО УБИЙЦЫ ЭММЫ?» – вопила одна из них огромным заголовком, набранным трехсантиметровым шрифтом. Отец Люси Пэдмор предложил награду тому, кто поможет поймать убийцу, причем одна из национальных ежедневных газет тут же последовала его примеру, еще более увеличив сумму.
Элдер стоял у края дюн, уставившись в серое и холодное пространство моря.
– Ты думаешь, это он? – спросила Морин.
– Не знаю. – Голос его звучал резко, резче, чем ему хотелось. – Извини…
– Ладно, ничего.
Некоторое время ни один из них не произносил ни слова. Оба знали, что действуют сейчас на основании одних догадок и предположений, не более: заключение патологоанатома еще не было готово, точная причина смерти не установлена. Кропотливое исследование судмедэкспертами тела и места его захоронения, сарая и сожженной машины могло принести данные о ДНК преступника, неопровержимо связывая Доналда с этим убийством. Были и другие версии, другие улики. Точно так же полиция могла обнаружить схожие моменты в почерке других известных ей преступников, которых все еще методически проверяли – это оставалось частью продолжающегося расследования. Компьютеры будут проверять и сравнивать поступающую информацию с помощью системы КЭТЧИМ,[33] в которой собраны данные обо всех преступлениях против детей за последние сорок лет. Но все это требовало времени, и ожидание создавало некий вакуум, в который все время просачивались всякие мысли.
– Когда Доналд и Маккернан похитили Люси Пэдмор, – в конце концов заговорил Элдер, – это произошло здесь. В Мейблторпе. И все, что они с ней делали, они делали здесь же. Кто бы ни похитил Эмму, это произошло в восьмидесяти, нет, в ста милях отсюда. И пока он держал ее, это тоже было достаточно далеко, скажем, в семидесяти милях. А потом он, рискуя быть пойманным, привез ее сюда, хотя мог бы бросить в том сарае в Ноттингемшире. Зачем?
Морин подумала.
– Этот вопрос надо бы задать судебному психологу, он разрабатывает вероятный психологический профиль преступника. И зададим. Но если за этим скрыта какая-то модель поведения… Не знаю, может быть, он стремился что-то повторить… Ну, как бывает с фетишистами… – Она оглянулась по сторонам. – Что-то связанное с этим местом.
Элдер вспомнил, как стоял здесь прежде – перед ним был все тот же широкий песчаный пляж, тот же самый шум поднимающихся и падающих волн, то же самое место – или это ему просто так казалось?
– Если это Доналд, – сказала Морин, напрягая голос и стараясь перекричать ветер, – насколько велика вероятность того, что он сделает такое еще раз?
– Если это он, – ответил Элдер, – то, пока он на свободе, эта вероятность очень велика.
Это, конечно, чистый трюизм, что тюрьма меняет любого, кто прошел через эту систему, – охранников, надсмотрщиков, заключенных, инспекторов по освобождению, всех; в то же время это утверждение только укрепляет в некоторых людях убеждения, которые не изменятся никогда. За время пребывания в тюрьме Гартри Алан Маккернан, как показалось Элдеру, превратился в восковую копию самого себя, прежнего; от того парня, что все время нагло улыбался со скамьи подсудимых, а потом был приговорен к пожизненному заключению, осталась одна внешняя оболочка, вроде как панцирь от черепахи. Ему сорок лет, а выглядит старше, можно сказать, вообще не имеет возраста; таким Маккернан вошел в маленькую и душную комнату – весь напряженный, под конвоем, высокий и тощий, одетый в серое с черным.
– Сигаретку дайте.
Элдер достал сигарету из пачки, прикурил и протянул ему.
– Не очень-то вы спешили, – сказал Маккернан. – Мальчик-то уже давно слинял. – Он рассмеялся, словно ржавое железо заскрежетало. – Большой мальчик, и теперь на свободе.
– Ты о нем беспокоишься? – спросил Элдер.
Глаза Маккернана, казалось, утонули где-то в глубинах его черепа.
– В твоем голосе прозвучало беспокойство, – настаивал Элдер.
– О Шейне? Нет.
– Он тебя тревожит? Заботит?
– Ко мне это не имеет никакого отношения.
– Это ж твой приятель, ты сам говорил.
