Если говорить о Китти Делано… да, думала Дана, когда-то Китти была хорошей подругой, так можно ли считать это распусканием слухов? И не лучше ли поступить так, чем просто сидеть в слишком пустом доме и ждать, когда кто-нибудь вернется домой?
– Кэролайн, – сказала Дана в трубку с фальшивой беспечностью, – хотела поблагодарить тебя за чудесный обед.
– Еще слишком рано для благодарностей, – ответила Кэролайн. – Ты, наверное, уже видела статью.
Единственная вещь, которую Дана узнала о Кэролайн на вечеринке «новичков» двадцать пять лет назад, – что она всегда была в курсе всего, словно кукловод социальной жизни Нью-Фоллс. Дана вздохнула.
– Ты думаешь, это она его убила?
Миссис Мичем издала короткий острый смешок.
– Кому придет в голову обвинять ее? Ты вчера видела Иоланду? Непохоже, чтобы Винсент променял Китти на выпускницу Рэдклиффа.
Как и все остальные, Кэролайн была снобом. В отличие от Даны она имела право на снобизм, потому что родилась и воспитывалась в другом окружном городе Вестчестера, который находится примерно на одном уровне с Нью-Фоллсом. В отличие от Даны Кэролайн переехала сюда не из Индианы.
Мучаясь угрызениями совести из-за того, что ей пришлось взойти на ступеньку социальной лестницы путем фиктивных притязаний (вряд ли кто-то из них знал унизительное прошлое Даны), она сказала:
– Как ты думаешь, с Китти все в порядке? Я хочу сказать: Боже мой, она же в тюрьме.
– Сомневаюсь, что с ней все в порядке. Она, наверное, замерзла и умирает от страха.
Дана слышала, что отец говорил, что замерз. Но она никогда не слышала, чтобы он говорил, что ему страшно.
– Мы можем что-нибудь сделать для нее?
– Что? Не думаю, что нам разрешат принести ей одеяла. Кроме того, если мы там покажемся, то она почувствует себя неловко.
– По-моему, ей и так неловко, Кэролайн. Весь этот развод и тому подобное. – Конечно, никому лучше не стало от того, что Кэролайн пригласила на весенний раут новую малолетнюю женушку Винсента (Иоланде, наверное, чуть больше двадцати), тем самым только лишний раз подтвердив неписаное правило: в Нью- Фоллсе заправляют мужчины.
Однако Дана прожила здесь достаточно, чтобы знать, что такое положение вещей сохранялось веками, словно эмансипации никогда не было, словно на дворе не двадцать первый век и женщины никогда не получали право голосовать, не говоря уже об абортах. Причины были просты: мужчины делали бизнес друг с другом, играли в гольф друг с другом, сочувствовали друг другу. Их мозги и их эго – и бог знает что еще, – они ежедневно измеряли сами у себя и друг у друга, а их призы – это доллары и центы. Рядом с ними были необходимые жены – степфордские мамочки среднего возраста, – неплохо подремонтированные и изрядно сдобренные бриллиантами и жемчугами, все в крабах и шампанском.
Если на горизонте маячит развод, мужчины сохраняют свой статус, а женщины получают сполна и изгоняются. Их избегают. Их смахивают, как пушинку с темно-синего кашемира, так же легко, как Кэролайн смахнула Китти.
Это была неизбежная горькая правда.
– У нее есть семья? – спросила Дана, вдруг обеспокоившись судьбой Китти больше, чем слухами.
– Дети, разумеется, но если я что-то в чем-то понимаю, они держатся отца и вряд ли будут сочувствовать ей. Еще у нее есть мать где-то в доме престарелых в северной части штата. Кроме них, у нее, по-моему, никого нет. – Она произнесла слова «никого нет» с легкой грустью и сочувствием, которые удивили Дану.
Неужели она тоже чувствует это? Дане стало любопытно. Неужели Кэролайн ощущает такой же страх – не важно, как бы она ни старалась отгородиться от него, – что она, что все они на расстоянии такой вот одной Иоланды от того, чтобы быть выброшенными точно так же?
– Кэролайн, – сказала Дана так, словно бы на нее снизошло озарение, – мы должны помочь ей.
Настала пустота во времени, пространстве и социальном слое. Затем миссис Мичем сказала:
– Мой муж придет в ярость.
Дане казалось, что Стивен не будет так взбешен, как, Кэролайн считает, будет буйствовать Джек. В отличие от большинства мужей Стивен видел мир таким, какой он есть. На самом деле он посмеивался над их собственными повадками так же часто, как над повадками своих друзей.
– Что ж, – осторожно начала Дана, – я понимаю. Но я не могу сидеть на месте, зная, что Китти попала в беду и что я могу помочь ей. – Трудно было не признать, что в отличие от других она не один раз звонила Китти после того, как распался ее брак.
Кэролайн снова взяла паузу, словно бы курила сигарету своими новыми накачанными губами. «Передай ей от меня привет», – вот и все, что она сказала.
Была весна, и утро стояло слишком жаркое для «Поларфлиса», который был сейчас на Дане. У нее в мыслях постоянно крутилась картина, которую нарисовала Кэролайн: Китти замерзла и умирает от страха. Кроме того, Дана предполагала, что в тюрьме, где, судя по газетной статье, содержали Китти, она не наткнется на какую-нибудь полицию моды.
Дана задумалась, позволят ли ей передать Китти куртку. Потом, когда она въезжала за сетчатую ограду с колючей проволокой, пущенной по верху ограждения, словно бы закрученный штопором недружелюбный Слинки,[3] ей пришло в голову, что, может быть, кто-то из детей Китти уже выручил ее.
Дана припарковалась, выключила зажигание, вышла из машины и закрыла ее так, словно собиралась в магазин или в салон делать маникюр. В отличие от нью-фоллских дамочек нового поколения Дана не
