46
Валентина размашисто подписалась и, сложив письмо, запечатала его в конверт, который положила к другим письмам на столе. С тех пор, как они с Людовико переехали в это уединенное место, ее переписка стала обширнее. За исключением редких приемов, пользовавшихся большим успехом, в их поместье почти не бывало гостей, и оба супруга были этим довольны.
В дверь постучали, и девушка подняла голову. У входа с белой розой в руке стоял Людовико. Он улыбался.
— Какая ты красивая.
— Людовико! — Валентина вскочила. — Ты уже вернулся!
Войдя в залитую светом комнату, граф заключил жену в объятья.
— Да, я вернулся. Знаешь, я по тебе соскучился.
— Как твои… дела в Париже? — Валентина знала, что на этот вопрос муж не ответит.
— Ничего необычного, — как она и ожидала, Людовико лишь отмахнулся. — Зато я выяснил то, о чем ты меня просила.
— Вот как? Пожалуйста, садись и расскажи мне об этом. Может быть, приказать слугам тебе что-то принести?
Покачав головой, граф уселся на диван.
Некоторое время назад Валентина получила письмо от Марцеллы Вивиани: девочка очень беспокоилась из-за исчезновения своего брата. Эта новость взволновала и графиню. Она не сразу доверилась Людовико, но в конце концов решила, что это правильный поступок, ведь у ее супруга было множество деловых партнеров по всей Европе. Граф обещал ей навести справки о том, где сейчас Никколо, и, очевидно, ему это удалось.
— Я задействовал свои связи, — начал рассказывать он, когда жена села рядом. — Тут напомнил о долгах, там дал взятку… Вначале мне казалось, что этот Вивиани как сквозь землю провалился, но постепенно картина начала проясняться. Говорят, что два года назад в Албании видели молодого итальянского аристократа, ехавшего в Иоаннину. Затем след потерялся, и я уже опасался, что Никколо убили турки. Но затем выяснилось, что он все-таки добрался до крепости. По слухам, Али-паша отправляет своих политических противников и особо важных пленников в серебряную шахту в горах Пинд. Впрочем, о точном местоположении этой шахты ничего не известно.
— Политических противников? В серебряную шахту? — опешила Валентина. — Но какое отношение имеет Никколо к политике Османской империи?
— Мне тоже трудно поверить в то, что наш юный друг сумел каким-то образом настроить против себя хитроумного предводителя турок, но я узнал, что в ночь исчезновения Никколо на пути в Иоаннину из крепости в горы выступил тяжеловооруженный отряд, перевозивший заключенного. Я уверен, что речь идет именно о Никколо, и ни о ком другом. Мне говорили, что вся эта операция проводилась тайно и предпринимались серьезные меры предосторожности. Даже такой деспот, как Али-паша, должен понимать, какие последствия может повлечь за собой похищение и заточение европейского аристократа.
Откинувшись на спинку дивана, Валентина стала обдумывать эти страшные новости. Возможно, Никколо оказался пленником восточного тирана? Его отправили в серебряную шахту? Девушка потерла лоб. Она никак не могла осознать услышанное.
— Ты понимаешь, что все это значит? — спросила она.
Муж пожал плечами.
— У меня нет полного представления о том, что это значит, но я могу сказать наверняка, что у графа Вивиани большие неприятности. Турки славятся своим гостеприимством, но они опасные враги. У Али-паши в этом вопросе плохая репутация. Говорят, он даже четвертовал и топил своих противников. Работа в серебряной шахте — тяжкое наказание, и мне не кажется, что Никколо так просто выпустят оттуда.
— Ты считаешь, что он еще там?
— В прошлом году Али-паша был низложен, но Никколо не объявился. Либо он еще там, либо…
В глубине души Валентина и так это понимала, хотя муж и не договорил.
От этой мысли ей стало больно. Она выбрала тихую, спокойную жизнь в Клиши со своим садом, письмами и приемами. Валентина хотела обо всем позабыть, не задавать больше никаких вопросов. Никколо отверг ее любовь, по какой бы причине он это ни сделал, и она решила вычеркнуть его из своей жизни. А теперь оказывается, что он уже два года находится в плену у какого-то варвара, а может быть, и вовсе мертв. Какое-то время девушка думала, что же теперь делать.
— Спаси его, Людовико, — она встала перед мужем.
— Что?
— Найди Никколо и спаси его, если это возможно, — повторила Валентина.
— То есть ты хочешь, чтобы я поехал в Османскую империю, нашел спрятанную в горах серебряную шахту, само существование которой является тайной, и вывез этого молодого дурака из Богом забытой страны? Притом что мы не знаем, почему он оказался там и жив ли он вообще?
Валентина опустилась на колени и, словно нищая на Елисейских Полях, протянула к нему руки.
— Да, Людовико, хочу. Если кто-то и способен на это, то только ты. Если я для тебя действительно хоть что-то значу, сделай это для меня.
— Вот мы раз и навсегда и получили ответ на вопрос, любишь ли ты меня так же сильно, как и я тебя, — в его циничных словах прозвучала горечь.
Девушка опустила голову ему на колени.
— Мне очень жаль, Людовико. Да, я не люблю тебя. Но ты и сам давно это знаешь, правда? Если бы я любила тебя, то не отказывалась бы вновь и вновь стать такой же, как ты. И хотя сперва я хотела ненавидеть тебя, мне это не удалось. Я привязана к тебе, уважаю и ценю тебя. Я твоя жена, Людовико, и не имеет значения, согласишься ли ты выполнить мою просьбу. Я все равно никогда тебя не оставлю. До самой смерти. Но я прошу тебя спасти Никколо. И я даю тебе слово, что если тебе это удастся, то я больше никогда его не увижу и не буду искать встречи с ним. Я лишь хочу знать, что он жив и ему не угрожает опасность.
Прикрыв веки, Людовико потер виски. Валентина почувствовала, что слезы наворачиваются ей на глаза, и едва сумела сдержать рыдания.
Вампир распахнул глаза.
— Ш-ш-ш, — мягко прошептал он, с такой легкостью усадив Валентину к себе на колени, словно она была маленьким ребенком.
Обняв жену правой рукой, левой он погладил ее по щеке.
— Прости меня, — всхлипнула Валентина.
— Не плачь, родная, — губы Людовико почти касались ее уха. — Не плачь. Я благодарен тебе за откровенность, ведь честность — это главное в браке. Не печалься. Я поеду к османам и освобожу Никколо Вивиани.
Ежедневный труд был тяжелым. Они работали в шахте, выстроившись в ряд и орудуя устаревшими инструментами. Нужно было выломать кусок камня из стены, уложить его на тележку, протащить по коридору и отправить на переплавку. Еды давали вдоволь, хотя это и была только каша без приправ. Тем не менее без обильной пищи тут никто долго не протянул бы.
Обычно Никколо ставили возить камни к плавильне. Эта работа считалась хорошей, ведь хотя и трудно было тащить тележку с маленькими колесами по неровному полу, но можно было довольно часто делать перерывы, пока тележку загружали и разгружали.
— Эй, Нико! — Один из арабов кивнул, бросив обломок руды в тележку.
Большинство здешних жителей сокращали его имя, чтобы легче было выговаривать.
— Хватит, — итальянец покачал головой и горизонтально рубанул рукой воздух.
Никколо постепенно учился объясняться с другими рабами: там жест, тут подхваченное у кого-то словечко. Он не знал, как его товарищи по несчастью оказались в этом аду, но видел, насколько они отличаются друг от друга. Кто-то молился Аллаху, другие просили помощи у христианского Бога, третьи же давно впали в отчаяние и постоянно молчали.
