Библиотекой была для КОМКОНа большой удачей. Но нам нужно что-то понадёжнее. Мы не можем ждать милостей от природы, организовать их — наша задача. Самое неприятное, что некоторые из намеченных к ликвидации — известные персоны. В узких кругах. Ну, например, тот же Содди.
— А, это который математик? Занимается теневыми функциями?
— Он самый. Фигура не публичная, но кому надо, тот знает. Если его убрать, начнётся расследование силами Совета. Или вот Альберт Гужон. Агрофизик. Он лезет куда не надо, но у него есть покровители в очень высоких сферах. Эти люди занимаются очень опасными исследованиями, которые нужно пресечь. Но если их просто шлёпнуть в патоку, тот же Бромберг подымет вселенский визг. А вообще-то в нашем списке около трёхсот персоналий. И этот список будет пополняться. Нам нужен простой, дешёвый и легальный способ ликвидации таких людей.
— Предлагаешь нанять Странников для вселения в их тела? Учти, это будет стоить недёшево.
— И это тоже. Но я сказал — нам нужен
— Хм. Кстати, откуда эта фраза про волну? Кажется, из Джемаля — про ветер, не поднимающий волн? «Ориентация — Север»?
— Только зубы мне не заговаривай, — поморщился Сикорски. — Ты уже успел нахвататься у Странников скверных привычек. Так — да или нет?
— Красивая задачка, — признал Целмс. — Но зачем? У КОМКОНа не хватает власти?
— Чушь, — отрезал Сикорски. — Исследования, которыми занимаются эти люди, очень опасны. Человечество не готово к этим знаниям. А старое дурачьё во Всемирном Совете радостно приветствуют идеи «вертикального прогресса» и прочей опасной чепухи. Они не понимают, что для веселия планета наша мало оборудована, а человечество состоит из кретинов, которым нельзя давать спички в руки. Они просто не хотят об этом думать.
— Они просто хотят облегчить себе жизнь, — заметил Целмс. — И ты хочешь того же самого.
— Я забочусь о безопасности человечества, — отрезал Сикорски.
— Кстати, — Целмс сделал паузу, — давно хотел тебя спросить, ещё тогда, раньше… Ты ведь не любишь людей, Руди. Ты очень не любишь людей. Не так ли?
Шеф КОМКОНа нервно зевнул, прикрывая рот ладонью. Потом медленно кивнул.
— Допустим, я не люблю людей. Но именно поэтому я способен их защищать — от них же самих и от их врагов. Я хорошо понимаю врагов человечества, мне несложно прочувствовать их логику. У меня, как ты знаешь, это хорошо получается. А я люблю делать то, что у меня хорошо получается. Поэтому я люблю свою работу. Как видишь, никаких противоречий нет. В сущности говоря, человек, одержимый сентиментальными чувствами к себе подобным и думающий о людях лучше, чем они того заслуживают, профессионально непригоден…
— Ага, — голем растянул губы, пытаясь улыбнуться, — «в сущности». Голуби рассуждают схожим образом…Впрочем, неважно. Я разделяю твои чувства в достаточной мере, чтобы работать с тобой.
Сикорски молча кивнул. Наклонился. Подобрал с грязного пола пустой умклайдет.
— Возьми на память.
Целмс покрутил цилиндрик между пальцами.
— Хорошая штука, символическая. Ловушка, из которой можно убежать… Люди, сидящие в ловушке… Ловушка цивилизации, из которой есть выход для избранных … Кажется, у меня появляется что-то вроде идеи. Мне нужно подумать.
— Только не здесь, — твёрдо сказал Сикорски. — Мы идём на базу. Веди себя адекватно. В смысле, как Привалов. И на будущее: поменьше контактов с Серосововым и его людьми: вы много общались, они могут что-то заметить. Хм… нужно какое-то объяснение. А, ну да, конечно. Я сегодня же сделаю отметку в твоём личном деле — о глобальной чистке памяти. Пусть думают, что ты, наконец, обзавёлся приличного размера дыркой в голове.
Зина
Андрей Валентинович со вздохом отложил в сторону томик «Поэзии вагантов»: пора было садиться за стол и вытаскивать из себя первую фразу для аннотации.
Он так и сделал — выпил, зажмурясь, водки «Русский Бриллиант Премиум», потом открыл глаза и написал:
В былые времена, когда профессор Андрей Валентинович Пенсов мог позволить себе не читать ничего, кроме классической литературы (не считая, конечно, свежих выпусков «Цитологии и гистологии» и иностранных научных журналов), он счёл бы такое начало текста относительно приемлемым. Однако, времена изменились. Литературному негру Пенсову необходимо было заботиться о потребностях аудитории — широкой, но привередливой. Поэтому, внимательно осмотрев со всех сторон проклюнувшуюся фразочку, он покачал головой, всё похерил и начал снова: «
Дальше покатило само, гелевая ручка таракашечкой побежала по бумаге, исправно оставляя на ней свои выделения. Три абзаца нахуярились сами, а на закусняк слепилась стопудово форматная концовочка: «
За время писательской практики у Андрея Валентиновича образовалось сколько-то полезных делу привычек. Например: начинать всегда с аннотации, как можно более хамской — она задавала тон и ориентир всему остальному. Дальше надо было родить название книжки, и сразу же, пока оно ещё живое булькает — замутить начало второй главы. Название хорошо рождалось под лафитничек с беленькой, на закусон — мятная конфетка. Вообще-то Пенсов водовку не жаловал, предпочитая коньяки и арманьяки, но вот рожать заголовок новой книжки без жёсткой алкогольной анестезии не мог. Иногда, впрочем, он с ужасом думал о том дне, когда он сядет за стол и спокойно, без мучений, даже не повернув головы кочан, возьмёт и напачкует какую-нибудь развесистую сюсявость. Типа — «Буря огненных стрел», славянское фэнтези. Или «Отвези меня за седьмое море», любовный роман. Или… — а вот сейчас как раз пора, ёпрст, оппаньки! — и конфеткой следом кусь-кусь, — м-м-м… м-м-м… «Цыплёнок в табакерке», иронический детектив для дам-с. А что, классное названьице: и форматно, и на хихик пробивает. Ах да, надо ещё добавить «Зину». «Зина с цыплёнком в табакерке?» «Зина против Цыплёнка в табакерке?» А вот нефиг. Сделаем просто.
Теперь надо было начинать вторую главу, пока не остыло.
