приехал в Москву, небосвод уже затянуло ночными облаками. Неясная сосущая тревога, зароненная дурацким словцом, не улеглась. Не доезжая до своего дома, Глеб велел таксисту завернуть в знакомый переулок, там отпустил его и сквозь арочный проем вошел в глубь двора-колодца, такого беспросветно- черного в эту ночь, что здесь терялось представление не только о странах света, но и о левой к правой стороне, даже о верхе и низе. Глеб не знал, где искать окно Нины, да все окна были и темны — кроме одного, не то на третьем, не то на втором этаже; а впрочем, трудно было судить — его квадратное пятно одиноко висело в черном воздухе. Окно было закрыто белой занавеской, по занавеске двигалась тень женщины. Женщина медленно вскидывала оголенные руки, прогибалась и поворачивалась — она танцевала под неслышную, немую, самозабвенную музыку, и Скворцов не знал, сколько это длилось. Потом тень будто надломилась, упала вниз и исчезла, но свет в квадратном окне продолжал гореть и не гас, пока Глеб его видел.
5
Спать Скворцов лег уже под самое утро и как будто не заснул даже — плыл над самой поверхностью сна. Ему снился белоснежный козленок с рожками, золоченными солнцем, на фоне синего прекрасного неба, с перевернутым миром в глубоких зрачках, и что-то еще, важное, мелькнувшее, но тут же спугнутое ворвавшимся в сон звонком. Он проснулся, вскочил. День за окном был уже в полном разгаре — со знакомым звоном и верещанием. Скворцов вышел открывать в одних трусах, как всегда, не спрашивая кто, и невольно смутился, увидев перед собой одновременно Тамару и Ксену.
— Прости, что побеспокоили в такой ранний час, усмехнулась Тамара с заметной нервностью. — Ты один? Дело в том, что мы ищем твоего… как его?.. масочника.
Тут в объяснение вступила Ксена, и Глеб понял следующее. Часа два назад Ксена проходила мимо дома Шерстобитовых и увидела в сквере этого самого Цезаря вместе с Тамариным Гошей. Оба были увлечены дрессировкой большого серого кота. «Команду «кс-кс» мы уже отработали, — говорил масочник, — теперь будем отрабатывать команду «брысь». Ксену эта сцена заинтересовала: для нее было новостью, что масочник бывает у Шерстобитовых и уже так дружен с их вундеркиндом; да и сам вундеркинд выказывал себя неожиданно. Поэтому она изменила свой путь и заглянула к Тамаре. Та вначале не приняла всерьез ее известия (сообщенного, надо полагать, не без иронической подковырки). «Тебе померещилось», — махнула она рукой. Во-первых, объяснила Ксена, Цезарь в их доме действительно не появлялся и с Гошей не был знаком; во-вторых, мальчик отправился, как всегда, на занятия по английскому — это в доме напротив, — и он не из тех, кто без спроса станет переходить через дорогу в сквер; в-третьих, серая кошка (впрочем, может быть, и кот)… Но пока она это говорила, уже почти убедив Ксену, ей все больше становилось тревожно; она наспех привела в порядок лицо и поспешила с Ксеной к учителю английского. Услышав, что последнюю неделю мальчик в группе вовсе не появлялся («Я как раз собирался выяснить, отказались ли вы от занятий»), Тамара кинулась в сквер — Гоши там не оказалось, как, разумеется, и масочника, во дворе — тоже. Обе не знали, что и думать, вспомнили о Скворцове…
— Глупости, — сказал Глеб. — Небось зашел в гости к приятелю.
Ему было неловко стоять перед женщинами в одних трусах, звук собственного голоса, еще как бы продирающегося спросонок, вызывал странный озноб по спине и он не сразу догадался: это был его прежний, обычный голос. От этого открытия почему-то сжалось сердце, будто он очнулся от наваждения, но вернувшаяся действительность оказывалась еще тревожней. Прислушиваясь к себе для проверки, он стал успокаивать Тамару, посоветовал ей с Ксеной идти домой — глядишь, парень уже ждет у дверей… да, он не ошибся, голос был его.
Отослав женщин, Скворцов тотчас оделся и выбежал на улицу. Ему повезло: прямо против подъезда затормозило такси. Глеб дал шоферу адрес Нины и прижался к спинке сиденья, чтобы хоть как-то утихомирить озноб, донимавший, несмотря на духоту. Он мешал сосредоточиться, вспомнить что-то, мелькнувшее в спугнутом сновидении. «Сюрпризец… ах, сукин сын… чернильное семя, — бормотал он, вызывая удивленный взгляд шофера из зеркальца. — Ну, погоди, поймаю — выпорю…» Такси уверенно пробралось сквозь путаницу переулков и остановилось у подъезда. Глеб взметнулся по лестнице.
Дверь на звонок открылась тотчас. Красноволосая старуха с расплывшимся лицом смотрела на него из сумерек коридора.
— Вам кого? — спросила она испуганно, и красный шарло скрипнул из ее передника.
— Здравствуйте, — сказал Глеб, как всегда, стараясь поскорее протиснуться мимо. — Я к Нине.
— К какой Нине? — выпучила глаза баронесса и окончательно загородила ему путь своим просторным телом.
— Ну, к вашей соседке. — Скворцов с трудом улыбнулся, пробуя стать обаятельным. — Вы меня опять не узнали.
— Здесь нет никакой Нины, вы ошиблись! — в полном ужасе взвизгнула старуха.
— Кто там? — послышалось из недр квартиры.
— Какую-то Нину спрашивают. — Врываются, как мазурики… куда вы?.. хулиган! Карлуша, скажите ему!
Песик тявкнул, оскалив игрушечно-фарфоровые клыки; но Глеб Скворцов уже протолкнулся мимо нее в узкий коридор и дальше, к дверям Нины. Дверь сама распахнулась ему навстречу, из нее выкатила на паралитической коляске Анфиса Власовна в красной косынке на коротких седых волосах.
— Вам чего надо? — резко спросила она, не меняя выражения тощего лица с навечно прошитыми и стянутыми губами.
— Здесь, в этой комнате, жила Нина… такая девушка… — пролепетал Скворцов, уже холодея от предчувствия катастрофы; и раскрывшуюся дверь он успел увидеть проем, когда-то завешенный пологом, за которым была комната Нининой матери; теперь полога не было, за проемом светилась пустота.
— Какая такая Нина? — агрессивно закричала старуха, тесня Скворцова передком своей коляски. — Это моя жилплощадь! Я, может, сорок лет стою на очереди!
— Эта квартира вообще целиком принадлежала мне, — захныкала баронесса, и песик из ее кармана залился в подтверждение своим гнусным лаем, от которого шли по спине мурашки, как от скрипа ножом по стеклу.
У Глеба было ощущение, словно он еще не проснулся, лишь перебрался из одного абсурда в другой — надо было вырваться к воздуху, он уже задыхался.
— Да я не собираюсь оспаривать вашу жилплощадь, — отчаянно силился внушить он старухам. — Но здесь прежде жила девушка, маленькая, смуглая, похожая на цыганку, с парализованной матерью… Анфиса Власовна… Регина Адольфовна… — знанием имен попытался он доказать, что бывал здесь и осведомлен в обстоятельствах, — но этим, кажется, еще больше ужаснул старух.
— Здесь никто никогда не жил, кроме нас! — твердила Анфиса Власовна. — И каталка эта моя по закону! У меня муж посмертно реабилитирован! Я знаете куда могу жаловаться?
— У меня есть документы, — хныкала баронесса. — Как вам не стыдно шантажировать бедных одиноких старух?
— Вы не имеете права врываться! Хулиган! — продолжала наступать на Глеба своей коляской Анфиса Власовна, а забавник шарло дополнял бесшумный ход ее транспорта звуками колесного визга.
Наконец совместными усилиями они вытеснили Скворцова за порог и ловко захлопнули дверь. Заколдованный песик, почуяв безопасность, разгулялся теперь во всю мощь своего карличьего горла; Глеб Скворцов слышал его скрипучий старческий смех, пока спускался по лестнице, и долго еще потом на улице: он перерос в трамвайный лязг и визг тормозов, он преследовал его через всю Москву и смешался с грохотом электрички, увозившей Глеба за город, где еще только и оставалась надежда поймать этого растреклятого проходимца с наглой ухмылкой, которого он, можно сказать, сам так многозначительно выпустил в свет.
Уже подъезжая к станции, Скворцов из окна увидел над дачным поселком тучу черного дыма. Он даже не поежился; было ощущение, что и это он ожидал. Когда Глеб прибежал к даче, пожар был уже потушен; неизвестно кем пущенный красный петух летел, вытянув шею, где-то далеко в небе, и только
