каждой минутой.
При этом он блаженно не знал об игривом приближении пурпурного шаровера концентрированного благочестия, который вовсю несся к нему на прозрачных крылышках нежного ветерка.
Трепп усиленно наблюдал за тем, как разворачиваются события у рудника, пока охранники-ментагоны швыряли бывшим чиновникам здоровенные киркомотыги. С несчастным видом демоны подобрали подручный инструмент. Жуткие мозоли радостно поджидали их на крыльях страдания, готовясь к тому, чтобы впрыгнуть в ладони, размягченные столетиями сортировки пергаментов и корябанья лавиковыми ручками. И пока ментагоны обтесывали новых рекрутов и угрожающе на них скалились, Брехли Трепп увидел свой шанс. Сердце его отчаянно заколотилось, селезенка сжалась, и он тут же понял, что ему прямо сейчас следует проповедовать. На уме у него оказалось идеальное поучение.
Трепп быстро обшарил свой мозг, пытаясь припомнить детали контракта, который он заключил с компанией по производству рудничных и печных рукавиц марки «Тяпки-ляпки, или Идеальная пальцевая защита для трудящихся масс».
Выполнил он условия того контракта или еще нет? Преуспел ли с двадцатью тысячами обращенных, за которых ему заплатили? Почему-то Трепп чувствовал, что не преуспел. Однако здесь и сейчас у него появилась идеальная возможность исправить этот недостойный баланс. Не задерживаясь на раздумьях о том, где именно бывшие чиновники получат реальный шанс приобрести рудничные рукавицы «Тяпки-ляпки», да и вообще не тревожась об этом, ибо то была проблема отдела снабжения самой компании, миссионер понял, что настала пора действовать. Как говорится, «моменто лови». Бей, пока трезубец горяч. Разведя руки по сторонам и повыше вскинув голову, Трепп забрался на огромный валун, перевел дух и объявил:
— Друзья мои, демоны! Граждане Уадда, услышьте меня!
Вступление было не самое оригинальное, но внимание оно привлекло. Все резко развернулись. Глаза демонов сосредоточились на фигуре в сутане, невесть откуда взявшейся на валуне. Позади проповедника пульсировало и набирало интенсивность пурпурное свечение.
— Во всякое время перемен всем нам нужен небольшой комфорт, — заорал Брехли Трепп. — Минимальное опрыскивание влагой восторга иссохшей почвы горестный пустыни невзгод. Согласны?
Последовали нервные, осторожные кивки нескольких дьявольских голов под бдительным взором ментагонов.
— Не представляет ли собой страдание что-то такое, чему лучше происходить с другими? — спросил Трепп. — Разве боль и мучения не являют собой роскошь, позволительную лишь тем, кто на самом деле ее заслужил? Почему должны вы переносить муки сломанных когтей и покрытых ужасными мозолями лап?
Как раз когда Брехли Трепп закрыл глаза в пароксизме колотящейся внутри у него веры, пурпурный шаровер чистого благочестия проплыл у него над плечом. Затем шаровер медленно проследовал в естественный амфитеатр устья рудника. А Трепп тем временем приготовился к нескольким последним ударам евангелистски-возбуждающих вопросов, высвечивая потребность, которая, как аудитория прекрасно понимала, у нее реально имелась, загоняя демонов в тупик. А затем, когда выхода у бывших чиновников уже бы просто не оставалось, он предложил бы им решение, единственно верный вариант… Рудничные рукавицы «Тяпки-ляпки»!
— Почему именно ваш идеальный маникюр должен быть безнадежно испорчен суровостью ежедневной тяжелой работы? Можно ли сохранять лак на когтях и одновременно работать шахтером?
Внезапно (и совершенно неожиданно) пурпурный шаровер благочестия врезался в стоящий на его пути валун. Пусть даже данный шаровер был столь хрупок и столь переполнен килопсалмами святых волн, все равно вызывало удивление, сколь колоссальная вспышка света из него изверглась. Вся зона у рудника оказалась выжжена слепящим небесным светом — словно кто-то по ошибке поджег там голубой запальный фитиль небольшой сверхновой и забыл всех об этом предупредить.
Крошечные пончики веры сформировались в сверкающем пурпурном болиде, после чего закувыркались прямо с неба в спонтанном шторме нимбов. И секунды спустя вся толпа узрела свет истины, купила себе по футболке с религиозной эмблемой и ухватилась за последние слова незнакомца на валуне со всем рвением вертлявого терьера у ноги любимого хозяина.
Действительно, почему их маникюр должен быть безнадежно испорчен? Почему они вообще должны горбатиться на рудниках? Чего ради?
На все насущные вопросы должны были быть получены ответы! Несправедливости следовало исправить! А во всем Мортрополисе был только один-единственный дьявол, который смог бы ответить хоть на один из упомянутых вопросов.
Главный менеджер. Сам его деспотичность Асаддам!
Прежде чем его высокобесподобие Брехли Трепп получил шанс подробно описать толпе демонов восторги рудничных перчаток марки «Тяпки-ляпки», они заструились по берегу к валуну, схватили оттуда проповедника и понесли его к Флегетону, вконец осатанев от твердого понимания того, что именно он указал им путь. Единственно верный путь. Путь бунта!
СВЯТОЙ ДЕСАНТ
Первые трогательные лучики утреннего рассвета скользнули через горизонт и сонно потянулись к Аксолотлю. Там эти лучики поджидало очень грубое пробуждение.
— Что? Что с ним? — завопил Правиант, первосвященник по поставке свадебных продуктов. Его воспаленные глаза горели на высокооктановой смеси нервного напряжения и предельного недосыпа.
С тех пор как было объявлено о скором бракосочетании Блинни Плутта и мисс Меса, Правианту удалось поспать всего лишь три часика, да и то на прошлой неделе. И теперь это зримо проявлялось. Кончики нервов первосвященника были самым капитальным образом растрепаны, а мегатонная ярость его легендарно взрывчатого нрава уже подергивалась на предельно чувствительном спусковом крючке.
— Что ты сказал? Про этот торт? — продолжил он уже на самой грани извержения.
— Он… он испорчен, — пролепетал прибежавший с кухни подручный.
Правиант возвел глаза к Арраю и угрожающе прошелестел:
— Объясни.
Подручный по имени Фило с трудом сглотнул слюну и вытер ладони о свой передник (небольшая лавина муки осыпалась оттуда на пол). Почти уверенный в том, что это его последний день на кухне, Фило перевел дыхание и начал:
— Я тут не виноват. Они были совсем рядом. Ну, вообще-то они всегда рядом, но… я тут не виноват, — еще раз проблеял он на тот случай, если Правиант имел несчастье уже об этом забыть. Зловещее молчание и подергивание мышцы на щеке первосвященника ничего хорошего не предвещали.
— Но ведь на вид они совсем одинаковые, разве не так? — захныкал Фило. — Я хочу сказать, что в переполненной всякой всячиной кухне… Ведь в самый разгар безумной лихорадки один белый кристаллический порошок так похож на другой. Словом, подобную ошибку может любой допустить… Они даже на одну и ту же букву начинаются…
Хриплый шепот Правианта, когда он наконец раздался, переполняло натужное спокойствие. Иначе его голосовые связки получили бы непоправимое повреждение от полностью оперившейся богатырской тирады:
— Ты хочешь сказать, что тот самый торт, который менее чем через восемь часов потребуется для наиважнейшей свадьбы десятилетия, был… подсолен?
Фило выглянул из-под своей белой остроконечной шапочки точно перепуганный грызун. Он кивнул и стал ломать руки.
— …а не подслащен???
Фило рискнул выдать еще один кивок виноватого подтверждения.
На виске у Правианта вдруг запульсировала венка, и все вокруг него, кроме несчастного Фило, мигом рассыпались по сторонам.
— Ты положил с-с… соль вместо с-с… сахара?
— Это была самая наилучшая, высушенная на солнце каменная соль, — захныкал подручный первосвященника, хватаясь за что угодно, лишь бы смягчить наказание — которое, без всякого сомнения, его ожидало.
Правиант закрыл глаза и поднял убийственно молчаливый палец.
— Что ж, потрудись все-таки рассказать, какая судьба в итоге поджидала три фунта пять унций
