почувствовал, как у него защемило сердце. Вот где должны были бы жить Джульет и маленькая Шарлотта, а не в жалком флигельке с выцветшими занавесками, пятнами сырости на стенах и разбитым стеклом в окне, откуда ночью несло таким холодом, что им пришлось взять Шарлотту к себе в кровать.
А когда Спеллинг привел его в богато обставленную гостиную хозяйского дома и принялся отсчитывать деньги, Гарет почувствовал, что они как-то странно поменялись ролями.
Сердце у него защемило еще сильнее.
Я хочу этот дом. Я хочу это поместье. Я должен вернуть его.
Почему бы и нет? Де Монфор построил его. Де Монфор всегда жил здесь, с любовью заботился о нем. А теперь здесь хозяйничает выскочка, не имеющий на это никакого права, и сам дом, казалось, тянулся к Гарету, словно преданный пес, поводок которого случайно оказался в руках незнакомца.
Если бы это был мой дом, я освободил бы эту комнату от всех этих дурацких статуэток, я покрасил бы стены в яркие, радостные тона, а пол застелил бы толстым пушистым ковром и устроил здесь детскую для моей малышки Чарли. Это была бы ее собственная комната. Здесь она сделала бы свои первые шаги, здесь могла бы возиться со щенками, которых я подарил бы ей, здесь она могла играть и устраивать для своих гостей первые чаепития. Ох, если бы только этот дом был нашим…
— Вот, получай, Гарет, — сказал Спеллинг, вручая ему увесистую пачку денег. — Можешь пересчитать.
Гарет не потрудился считать деньги. Если в пачке их не хватало, он знал, где найти Спеллинга. Засовывая пачку в карман, он вдруг обратил внимание на то, что Снеллинг уже не добавляет к его имени титул. Это ему не понравилось. Он не был снобом; просто ему претило панибратство Спеллинга. Оно его раздражало. Но он решил не выяснять отношения сейчас и пропустить очередную наглость мимо ушей.
До поры до времени.
Несколько мгновений спустя он уже шагал через газон, направляясь к флигельку. В домике было темно, только внизу светилось окно.
«Она ждет меня», — радостно подумал он.
Несколько раз вдохнув холодный воздух, чтобы прояснилось в голове, он поднялся по ступенькам и распахнул дверь.
— Джульет?
Он не сразу разглядел ее в полутьме комнаты. Она неподвижно сидела в кресле перед холодным камином.
При звуке его голоса она с трудом повернула голову.
— Значит, ты все-таки остался жив, — тупо сказала она.
Он насторожился:
— Как ты узнала о поединке?
— Я там была.
Он судорожно глотнул воздух от неожиданности, потом улыбнулся и попытался все обратить в шутку:
— Я был неплох, тебе так не кажется?
— Неплох? Чего не знаю, того не знаю. Я убежала оттуда, как только увидела, что твой соперник — Буйвол О'Рурк.
— Почему ты убежала?
— А ты как думаешь? Я не хотела видеть, как тебя избивают!
— Послушай, Джульет, неужели ты так мало веришь в меня, что думаешь, будто я не в состоянии выдержать обычный боксерский матч?
— Обычный боксерский матч, Гарет? Да твой соперник телосложением напоминал… средневековую крепость!
— Таким же был и тот громила у мадам Боттомли, однако тогда ты на это не обратила внимания.
— Гарет, я сейчас говорю не о твоих способностях — и ты знаешь это, — сказала она, и он увидел в ее глазах горечь и обиду.
Ведро ледяной воды, вылитое на голову, не отрезвило бы его скорее, чем ее слова. Чувство вины охватило его, он потупил взгляд, не зная, что сказать, что сделать, чтобы исправить положение. Она ждала.
— Прости меня, Джульет. Мне следовало обо всем рассказать тебе. Я был не прав.
— Да, Гарет, тебе следовало рассказать мне. Почему ты этого не сделал?
Он вздохнул, пересек комнату и опустился на колени перед ее креслом. Гарет взял ее руку, лежавшую на подлокотнике, и прижал к своему сердцу.
— Потому что я знал, что ты будешь беспокоиться. А у тебя и без того хватает забот, дорогая. Поэтому я и не сказал тебе ничего.
— Я думала, ты будешь давать уроки фехтования и изредка участвовать в показательных поединках на шпагах.
— И я так думал. Но на прошлой неделе, когда я пришел к Спеллингу, чтобы окончательно договориться, он спросил, не хочу ли я вместо этого заняться боксом, поскольку он видел, как ловко я разделался с Ламфордом в борделе. Я был в отчаянии, Джульет, потому что у нас не было денег, негде было жить, и это показалось мне единственным выходом, потому что я, кажется, ничего больше не умею делать. Прости меня, Джульет, я ведь просто хотел заработать денег для вас с Шарлоттой.
Она печально покачала головой и пригладила упавшие ему на лоб волосы.
— А если бы тебя изуродовали? Или убили?
— Можно убиться, даже упав с лошади.
— У тебя больше нет лошади.
— Джульет, мне нужна твоя поддержка, а не осуждение. Разве ты не понимаешь, как это важно для меня?! — воскликнул он, нежно целуя ее пальцы. — Впервые в жизни я действительно заработал деньги, а не получил их от кого-то. Я, ленивый, бесполезный, непутевый Гарет, действительно заработал деньги!
— Перестань! — сердито бросила она, но в глазах ее блеснули слезы. — Ты не бесполезный и никогда таким не был!
— Был, но больше не буду. — Все еще стоя на коленях, он выудил из кармана пачку денег и торжественно положил ее на ладонь Джульет. — Открой-ка и посмотри.
Увидишь, сколько заплатил мне Спеллинг за сегодняшний матч.
Она покачала головой и, не открывая пачки, вернула ему деньги.
— Ох, Гарет…
— Ох, Джульет, — сказал он, подражая ей, и скорчил смешную рожицу.
Она отвела взгляд — ей было не до смеха.
Он в смущении опустил голову — обиделся.
— Ты не бесполезный, — сказала наконец она, взъерошив ему волосы. — Но мне все еще хочется задушить тебя собственными руками.
— Понимаю.
— Если ты еще раз что-нибудь утаишь от меня, Гарет, я это сделаю.
— Клянусь, я никогда ничего не буду от тебя скрывать.
Снова последовало неловкое молчание. Наконец она робко спросила:
— Ты не ранен?
— Нет.
Он по глазам видел, что она все еще не верит ему.
— Ты, наверное, хорошо умеешь уходить от ударов, а?
— Моя дорогая Джульет, от ударов уклоняются только трусы. Это не по-мужски. Я никогда не уклоняюсь от ударов.
— А что же ты делаешь?
— Я блокирую удары. — Он встал в стойку и заслонился предплечьем, чтобы показать, как это делается. — Вот так.
— Понятно. — Она помедлила. — Значит, удар приходится в твое предплечье.
Он с облегчением рассмеялся, почувствовав, что она его прощает.