Она без сил рухнула на кровать.
А робкий голос в трубке продолжал:
– Мне нужно с вами поговорить.
– Но сейчас уже около одиннадцати.
– Я знаю…
– Я собирался уже лечь спать.
– Мне очень жаль. Я бы не приехал, если бы это не было столь важно.
– Так вы приехали? Где же вы?
– В холле. Я… я… я… Ну и дела! – подумал я.
– Мне необходимо поговорить с вами! Всего десять минут! Речь идет о судьбе нашего фильма…
– Что с ним стряслось?
– Могут возникнуть трудности…
– Возникли трудности?
– Могут, сказал я, могут возникнуть. Всего десять минут, мистер Джордан, ну пожалуйста.
– Сейчас спущусь. Подождите меня в американском баре.
Я положил трубку.
– Это не имеет к тебе никакого отношения, – сказал я.
– Имеет! Имеет! Я это чувствую!
– Человека зовут Хинце-Шён, он литсотрудник на студии УФА. С моим фильмом, видимо, что-то не ладится. Я сейчас же вернусь.
– Никуда не ходи!
– Ванда, будь благоразумна. Не пускать же его сюда. Если я не спущусь к нему, это покажется подозрительным. Любимая моя, то, что происходит, ужасно, ты напугана… но возьми себя в руки, прояви выдержку – иначе мне не удастся доставить тебя в Линдау!
Это подействовало.
– Я уже успокоилась. Я совершенно спокойна. «…от Мааса до Мемеля, от Эча до Бельта…»
– Я люблю тебя, – прошептала Ванда. Я поцеловал ее и пошел к двери.
– Если телефон зазвонит, не отвечай. Если постучат… Она сдавленно вскрикнула, и ужас вновь вспыхнул в ее зеленых глазах.
– Нет, – решил я. – Уж лучше я запру тебя, а то ты еще струхнешь и со страху убежишь.
«…Германия, Германия превыше всего, превыше всего в мире!»
8
Американский бар был полон. Немцы и иностранцы, среди них несколько зарубежных корреспондентов, с которыми я был знаком, обсуждали события этой ночи. Перепуганный Хинце-Шён сидел за столиком в углу. За соседним столиком двое в костюмах из магазина готового платья пили коньяк. Они громко беседовали друг с другом и раскатисто хохотали. Хинце-Шён был бледен как мел. На столике перед ним стоял большой бокал.
Официант подошел к его столику одновременно со мной.
– Что угодно заказать, мистер Джордан?
– Вы что пьете? – спросил я тщедушного человечка.
– Виски. – Он покраснел, как будто я застал его за каким-то предосудительным занятием.
– Мне ничего спиртного. Принесите апельсиновый сок.
– Хорошо, мистер Джордан.
– А мне еще двойную порцию, – ввернул бледный Хинце-Шён. Левое веко у него подергивалось. Он теребил кончик воротничка.
Я положил ключ от моего номера на столик и пододвинул себе стул. Двое за соседним столиком захохотали. Они вообще не обращали на нас внимания.
– Ну, так что же стряслось? Фильм зарубили?
– Вероятно.
– Что значит «вероятно»?
В баре было очень шумно, нас никто не мог подслушать. Люди входили и выходили. Все были возбуждены. Американские журналисты сновали между своими столиками и телефонными будками. А с Парижской площади продолжали доноситься крики и вопли.
– Мистер Джордан, я ваш друг.
– Надеюсь.
