до самых костей.
— Должно быть, какая-то ошибка, — пробормотала она.
— И я сказал то же самое, — отозвался Гай. — Ошибка. Она самая. Вот я и пошел в банк, но они со мной даже не стали разговаривать. Сказали, чтобы я со всеми вопросами обращался к вам.
— Я сама отправлюсь к ним, — сказала Стефания, — и все выясню.
— Смею надеяться, что все обстоит именно так, — согласился Гай. — Предоставляю это дело вам, мисс Уодсворд. Только мы не сможем выполнять никакие работы, пока не будем уверены, что нам заплатят. У нас есть и другие заказы.
— Да, конечно, — пробормотала она. — Сегодня же к обеду я все улажу, мистер Мейбл. Всего хорошего!
Кладя телефонную трубку, она чувствовала себя хуже некуда. И отнюдь не такой уверенной, какой хотела казаться.
Творится что-то неладное, подумала она, шагая к себе в спальню, чтобы собрать сумку и накинуть куртку. Но что? Нет, это наверняка какая-то ошибка, — постаралась она себя успокоить. — А что еще может быть? И, тем не менее, ее неотступно преследовал образ темной фигуры, молча стоящей посреди луга подобно предвестнику зловещих событий.
Не будь дурой, Стеффи! — приказала себе девушка. Живо направляйся в банк и положи конец этому недоразумению!
Между нею и Армандо был заведен предельно простой порядок в финансовых делах. Жених открыл ей счет в местном банке с чековой книжкой на ее имя. Каждый месяц она высылала ему подробную калькуляцию всех затрат, и он немедленно переводил деньги, достаточные на покрытие расходов.
— Ты очень доверчив, — сказала она тогда Армандо.
— Я люблю тебя, — ответил тот. — Любовь не может сомневаться.
Предыдущие четыре месяца эта система работала безупречно. Но на этот раз, когда оплате подлежали как раз несколько очень крупных счетов, что-то случилось.
Такое вполне можно было ожидать, подумала Стефания, забираясь в джип. Нет ничего абсолютно совершенного, особенно когда речь идет об автоматике. Но почему — именно сейчас?
Банк был полон клиентов, и пока Стефания ждала у справочного окошка, она не могла отделаться от впечатления, что присутствующие следят за ней. Во всяком случае, пара кассирш при ее появлении уж точно обменялась многозначительными взглядами.
В окошке появилась женщина, при виде Стефании на ее лице отразилась озабоченность.
— О, мисс Уодсворд! Наш менеджер пытался связаться с вами по вашему домашнему телефону, но ему это не удалось.
— Все правильно, — чуть высокомерно приподняла бровь Стефания. Боже, подумала она, эта дамочка говорит со мной прямо-таки в обвинительном тоне. Я сейчас постоянно нахожусь в Корнуэлл-Хаусе, нужен присмотр при завершающей стадии работ.
— Оо!.. Тогда понятно. Вы не могли бы присесть на пару минут? Мистер Симпсон хотел поговорить с вами лично.
Стефания была рада возможности сесть — ноги у нее тряслись, а в ушах шумело. Больше всего ее поразило, что с ней разговаривали отнюдь не в обычной заискивающей манере.
Она подумала вдруг, что желала бы столкнуться с бедой лицом к лицу более подготовленной — в юбке и блузке, в туфельках на каблуках, с хорошим макияжем на лице. Ею овладело странное предчувствие, что сейчас ей потребуются все мужество взрослой женщины, а в джинсах, тенниске и потертой куртке она в лучшем случае тянула на шестнадцатилетнюю школьницу.
— Мисс Уодсворд, вы не могли бы пройти в комнату для посетителей?
На лице мистера Симпсона застыла безжизненная улыбка, взгляд был направлен куда-то в сторону. Ничего похожего на тот энтузиазм, что он демонстрировал при открытии счета. Она пожалела — впрочем, уже не в первый раз, — что Армандо не открыл счет в том банке, где ее знали и ценили как давнего и уважаемого клиента.
Закрыв за собой дверь, Стефания уселась на свободный стул.
— Мистер Симпсон, насколько мне известно, вы вернули несколько моих чеков!
— У меня не оставалось выбора, мисс Уодсворд. На их покрытие не перечислены деньги.
У Стефании пересохло в горле, сердце отчаянно заколотилось. Словно со стороны, она услышала свой ледяной голос:
— Значит, платежи были отложены по каким-то причинам. Если вы предоставите мне небольшую отсрочку, я свяжусь с моим женихом.
— Боюсь, что не смогу, мисс Уодсворд. Видите ли, нас известили, что никаких других переводов больше не будет. Неужели мистер Манчини не предупредил вас о своих намерениях?
— Не будет других переводов? — Она побледнела. — Но это невозможно!
— Боюсь, что возможно. — Он помедлил, словно пытался подобрать нужные слова. — Но это еще, к сожалению, не все. У меня есть несколько других плохих вестей, которые я должен вам сообщить. Я только что узнал, что мистер Манчини больше не является владельцем Корнуэлл-Хауса, — он продал поместье солидной инвестиционной компании.
Комната поплыла перед глазами Стефании.
— Нет, — хрипло сказала она. — Это… этого просто не может быть. Он не мог так поступить!
— Боюсь, что все обстоит именно так. У меня в кабинете находится глава этой компании… Мисс Уодсворд, куда же вы?
Но Стефания уже выбегала из комнаты. Дверь в кабинет управляющего банком была приоткрыта. Она распахнула ее и вошла, уже зная, что увидит.
У окна стоял мужчина — высокий, в великолепных итальянских брюках и отличном черном свитере из тонкой шерсти. Небрежно брошенное пальто лежало на спинке кресла. Длинные, хорошо уложенные русые волосы ниспадали на воротник свитера. Острый, как клюв, нос выступал на длинном лице, тонкие губы твердо сжаты. Глаза, встретившие ее взгляд, отливали стальным блеском, а на правой скуле резко выделялся треугольный шрам.
Этот шрам, Стефания запомнила на всю жизнь, с того самого дня, когда этот человек оставил ее, девятилетнюю девочку, на высоком дереве, откуда она несколько часов не могла спуститься, холодную, голодную, перепуганную до смерти. И все лишь для того, чтобы наказать ее, дать ей понять, что она может остаться там навечно и даже умереть.
В кармане ее платья лежал камень. Стефания подобрала его, поразившись красоте его искрившегося в солнечных лучах. Она выхватила камень и швырнула в него. Он попытался увернуться, но камень угодил в лицо, и она увидела, как на его коже выступил кровавый треугольник. В тот момент она обрадовалась, что хоть как-то смогла отомстить за себя, потому что ненавидела его и хотела причинить боль.
Он лишь взглянул на нее тогда холодными серыми глазами — с презрением, еле уловимым ледяным высокомерием, без малейшего намека на жалость. Совсем как сейчас.
Она испугалась. Настолько, что не могла ни говорить, ни бежать — притом, что уже не была ни ребенком, ни той восемнадцатилетней девушкой, чей день рождения он испортил воровством и предательством.
Долгие годы Стефания тщетно изгоняла его из своей памяти: рана, полученная в те кошмарные дни, все еще кровоточила в душе. Она давала знать о себе тошнотой и головокружением, стоило ей взобраться на лестницу или встать на стул, пронзала ее, когда возникала необходимость открыть ящик с украшениями и увидеть пустую вельветовую коробочку, предназначенную для броши.
Однако Стефания сумела убедить себя, что никогда больше не увидит его, потому что раз и навсегда покончила с прошлым — как наверняка сделал и он…
Она ошиблась, — ибо вот он, здесь. И вновь она стояла, поверженная в ужас, не в силах сдвинуться с места, не в состоянии даже помыслить о бегстве.
