внимание на то, что за семь лет в братство не был принят ни один новый член. Прокатился слух о том, что девять — это такое магическое число, священное утроение Троицы. Люди, стучавшиеся к ним в ворота, получали один и тот же ответ: «Брат, мы сейчас живем в поре подготовки. В должный срок твоя просьба будет рассмотрена в высшей степени благосклонно».
Слова аббата Гормонда оказались пророческими. Покров Сиона оборонял рыцарей от тех, кто обвинял их в невыполнении долга, в том, что они не оказывали помощи паломникам, являвшимся в святые места для поклонения. Однако подобные комментарии никогда не поднимались выше недовольного ропота, несмотря на то что дороги кишели разбойниками, а мусульмане продолжали атаковать пилигримов из своих горных укрытий. Особо опасной была дорога, ведущая из Яффы в Иерусалим.
Прозвище, которым жители города постепенно привыкли именовать этих людей, выплыло на свет по чистой случайности. Жители Иерусалима называли их рыцарями из храма, или попросту тамплиерами, то есть храмовниками, имея в виду место их проживания в строжайшем заточении. Многие полагали, что тамплиеры посвящают свою жизнь лишь молитве и созерцанию. Конечно, не обошлось без пересудов о странном затворничестве на месте древнего храма Соломона, однако никто не догадывался, насколько изнурительными были работы, которыми рыцари там занимались.
— Готовь факелы и светильники, Гундемар, — подсказал Гуго де Пайен, чья борода уже начинала седеть. — Наши собратья ждут не дождутся, когда мы их сменим.
Пока брат Гундемар наполнял маслом светильники, остальные храмовники готовились к спуску на глубину в двадцать три локтя. Они должны были спуститься в колодец, который выводил к лабиринту подземных коридоров, прорытых их руками.
По слабому отсвету внутри колодца рыцари догадались, что один из товарищей ожидает их внизу.
Потом их ушей достиг взволнованный призыв, обращенный к человеку, которого все они почитали своим начальником:
— Гуго! Гуго!
Люди, находившиеся наверху, подумали, что случилось нечто ужасное. В течение этих лет они пережили множество обрушений. Четыре из них были весьма серьезны, но все девять рыцарей до сих пор оставались целы и невредимы, не считая легких ушибов и царапин. Божье провидение хранило их — по крайней мере, до сих пор.
Гуго де Пайен опустил голову в колодец, на дне которого находился вход в подземелья, простиравшиеся под фундаментом прославленного храма.
— Что случилось?
— Сюда, сюда! Скорее спускайтесь все!
— Что там?
— Мы нашли тайник. Тут что-то спрятано. Наверное… наверное…
— Да что «наверное»? Говори! — не выдержал де Пайен и обвел лихорадочным взглядом своих товарищей. — Говори, ради Господа!
— Наверное, мы нашли то, что искали.
Рыцарь произнес это чуть слышным голосом, как будто сам не верил собственным словам.
Четверо тамплиеров спустились в колодец по веревочной лестнице с таким мастерством, которое достигается только ежедневными упражнениями.
— Что вы нашли?
— Это нечто необычное. Мы не решились ничего делать, пока не соберемся все вместе.
Рыцарь был настолько потрясен, что говорил почти шепотом.
— Вперед! — распорядился де Пайен. — Мы не можем терять ни одного мгновения!
Рыцари почти бегом продвигались по коридорам, прорытым в чреве горы Мория. Предание указывало, что именно на этой вершине патриарх Авраам подвергся страшному испытанию, когда Иегова повелел ему принести в жертву собственного сына Исаака. Отсюда же отправился в свой полет пророк Моисей. Он покинул землю и поднялся на небеса.
Пламя свечей плясало на каменных стенах неясными отблесками. Рыцари шагали цепочкой, молча, со всей возможной поспешностью.
Никто из них не хотел строить напрасных иллюзий. О великой находке некоторые из них и прежде объявляли уже не раз, пожалуй, даже слишком часто. Вот почему тамплиеров не оставляло сомнение.
Гуго де Пайен шагал рядом с товарищами, но мысленно он удалялся к самому началу этого предприятия. Оно заставило их покинуть родные дома, отказаться от мирских благ и от своих семей, чтобы взяться за дело, которое препоручил им брат Бернар.
Все началось в тот далекий весенний вечер в Труа, когда монах-цистерцианец, который уже обретал среди христиан Запада известность под именем Бернара Клервоского в честь общины, основанной им под опекой графа Шампанского, поведал им загадочную историю, связанную с одной старинной рукописью.
Андре де Монбар тоже чувствовал, как учащается его дыхание по мере погружения в глубь туннелей, прорытых его собственными руками. Он вспоминал о своем первом посещении Святой земли. Тогда Андре сопровождал графа Гуго Шампанского. В то время рыцарь не мог себе представить, что этому путешествию, начатому то ли десять, то ли одиннадцать лет назад, суждено переменить ход его жизни.
Де Монбар тогда не понимал, какие же причины заставили его присоединиться к небольшому отряду графа. Теперь он все еще не был уверен в этом до конца, но уже начинал осознавать, для какой же цели пустился в то давнишнее плавание по Средиземному морю.
Несмотря на прошедшие годы, в его памяти все еще жили слова, сказанные ему на ухо Стефаном Гардингом, настоятелем монастыря цистерцианцев в минуту прощания с родной землей: «Гляди внимательно, говори мало и запоминай все, что увидишь и услышишь». Рыцарь словно только что их услышал.
Тогда истинный смысл этой заповеди еще ему не открылся. Андре повсюду следовал за своим сюзереном. Он даже присутствовал на секретных сходках, проходящих в укромных уголках. Все это путешествие было окутано ореолом таинственности.
Рыцарь вспоминал о встречах с подозрительными людьми, о тихих разговорах про дела, казавшиеся ему непостижимыми. Приняв вид обыкновенных торговцев, они бродили по рынкам и площадям, отыскивали и сопоставляли информацию. Все это пришельцы проделывали в тайне, стараясь не оставлять следов. Андре де Монбар свято исполнял наказ настоятеля цистерцианцев, хотя смысл происходящего оставался для него неясным.
Они за три месяца исходили тогда почти всю Палестину. Вскоре рыцарь открыл для себя, что вовсе не благочестие явилось главной причиной, приведшей к святым местам десятки тысяч мужчин, проживающих в самых разных уголках христианской Европы.
Все эти недели граф добывал нужные ему сведения, проверял их достоверность, уточнял и делал выводы. Тогда Андре ничего не подозревал о целях своего господина. Он знал только, что за этой миссией стоял его племянник Бернар. Все происходящее было как-то связано с текстом некой старинной рукописи.
Их возвращение тоже выглядело загадочно. После трех недель, проведенных на борту кипрской галеры, утлого суденышка, которое дважды чуть было не перевернулось, отряд ступил на землю в порту Бриндизи. Но путешественники сошли с привычного пути, по которому странники и пилигримы двигались на север. Они направились в Калабрию, к укрепленному монастырю, затерянному в горных чащобах этого неприветливого края. Он больше походил на замок, нежели на обитель богомольцев. Монастырь был выстроен на утесе. В подобном месте вероятнее было бы встретить гнездо хищных птиц, нежели обиталище людей, проводящих жизнь в молитве и размышлении.
Случайные путники сюда не заглядывали. Стало быть, и отряд графа Шампанского пришел в это место по какому-то особому делу.
Монастырь выглядел подозрительно, как и его обитатели. Это была странная община, наполовину состоявшая из монахов, наполовину — из отшельников. Они покрывали свои тела жалкими рубищами, питались тем, что посылала мать-природа, да еще провизией, которую раз в месяц доставляли сюда крестьяне из долины. В качестве церковной десятины те приносили по несколько ковриг хлеба, немного сыра и творога, мед, репу, подоспевшую ко времени зелень, а также просоленную рыбу.
Судя по внешности общинников, все это доставлялось в не слишком изрядных количествах. Монахи
