– Не бойся. – Я боюсь забеременеть.
– Почему?
Она об этом тоже боялась ему сказать.
– Это не имеет никакого значения, – сказал он.
– Как это – не имеет никакого значения?
– Какая разница, ведь мы все равно скоро поженимся?
– О, я не знала, – сказала она.
– Мы ведь поженимся, не так ли?
Она кивнула и забыла обо всем, ничего не чувствуя, кроме охватившего ее возбуждения. Почему никто раньше ни разу не говорил с ней об этом? И даже не намекнул? Почему для того, чтобы узнать все это, она должна была встретить Ната Баума? Если бы она никогда не встретила его, она никогда бы об этом не узнала. Так бы прошла вся ее жизнь – в полном неведении.
Они провели всю ночь в объятиях друг друга, а на следующее утро Нат научил ее готовить чай в самоваре, и они позавтракали хлебом, который принесли прошлым вечером из ресторана.
– Спасибо, – сказала Эвелин, когда они поели.
– Спасибо? За что? – удивился Нат.
– За то, что ты отдаешь мне себя.
Они провели все воскресенье в постели, предаваясь утехам любви. Был декабрьский холодный день. Влюбленные вышли только один раз на улицу, чтобы купить немного сыра и фруктов, и съели их прямо в постели, запивая вином, которое Нат принес из машины.
Наконец наступило время уезжать. На обратном пути Эвелин сидела рядом с Натом почти умиротворенная, вся погруженная в свои мысли. Она не могла понять, что он, такой красивый и умный, нашел в ней, простой провинциальной девушке. Что же все-таки он увидел в ней?
А Нат Баум все еще не мог поверить, что ему так повезло и что он встретил такую девушку. И она сейчас сидит рядом с ним в дорогой бобровой шубке и держит руку на его бедре. Ее, такую простую и такую безропотную, всю жизнь окружали вещи, за которые ему нужно было бороться, но которые она воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Она была существом из другого мира – мира, к которому он всегда хотел принадлежать.
Когда они целовались на прощание у ворот колледжа, Эвелин решилась задать вопрос, мучивший ее все это время.
– Скажи, что ты нашел во мне? – спросила она.
– Я нашел в тебе целый мир, – ответил он, и в его словах было больше правды, чем она думала, чем она понимала.
История жизни Ната Баума тронула Эвелин до слез.
Он вырос в многоквартирном доме на Эссекс-стрит и жил в одной комнате с двумя братьями, где они все трое спали в одной кровати.
У отца Ната, русского еврея из Киева, была страсть к шахматам и отвращение к работе. Он считал себя интеллектуалом и с большой неохотой работал на фабрике дамских сумочек, пришивая ручки по двадцать часов в сутки. Мать молчаливо выслушивала его бесконечные жалобы и тащила на себе весь дом, обшивая, обстирывая и готовя на всю семью. Когда Нату было семь лет, она умерла от туберкулеза.
Когда Нату исполнилось двенадцать лет, он начал работать. После уроков и в выходные дни он разносил по домам бакалейные товары, таскал сумки и ящики на пятый и шестой этажи многоквартирных домов и был безмерно счастлив, когда получал несколько центов чаевых.
В 1936 году Нату исполнилось шестнадцать лет, он уже поменял не одно место работы и понял, что ему надоела такая жизнь. Он бросил школу, прибавил себе возраст и записался в армию. Ему нравилась дисциплина, нравилось, что у него сейчас есть своя собственная кровать, нравилась свобода, которую он имел по выходным, нравилось то, что в карманах всегда водились денежки для того, чтобы сходить в кино или в бордель.
Он быстро научился ладить с начальством, знал, как обходить уставные правила, избегая неприятностей, и умел пользоваться расположением благодарных офицеров, не роняя своего достоинства. Его увлечение джазом родилось в южных борделях и солдатских барах, а когда вспыхнула война и негров стали призывать в армию, помогло ему сделать карьеру.
В 1942 году Нат был лейтенантом при специальной части, базирующейся в Форт-Мэйер, штат Виргиния. Ната прикомандировали к полковнику, работавшему до призыва на фирме грамзаписи «Виктрола». Нат согласовывал с ним программы концертов, налаживал освещение и акустику и появлялся более или менее трезвым перед музыкантами, давая им последнее напутствие перед началом концерта. Он хорошо ладил с музыкантами, которые приобщили его к марихуане, и развлекался тем, что записывал концерты своих фаворитов. Представления пользовались необычайной популярностью в войсках.
Между тем война кончилась. Нат стал капитаном, и хотя он никому, включая Эвелин, об этом не рассказывал, у него уже был план, как сколотить состояние. Он ненавидел нищету. Она была унизительна для него и не позволяла быть по-настоящему свободным. Нат поклялся себе: что бы ни произошло, он никогда не будет бедным.
Его энергия и жажда жизни завораживали Эвелин. Мысль о том, какие испытания выпали на долю ее возлюбленного, взволновала девушку, и на глазах у нее навернулись слезы. Он целовал эти слезы и успокаивал ее:
– Все это в прошлом.
– Ты добьешься своего, правда?
– Конечно.
– Ты очень честный, – сказала Эвелин. Она не знала других парней, которые бы так открыто говорили о своих планах.
– Моя честность – это самое привлекательное, что во мне есть.
– В тебе все привлекательно.
– Ну нет, у меня в запасе есть и кое-что отвратительное.
– Например?
– Я слишком агрессивен. Я нуждаюсь в человеке, который бы любил меня. Я черствый. Я больше думаю о себе, чем о других.
– Я этому не верю. Ты никогда не был таким со мной.
– Ты не такая, как все.
Был вторник, и это была их первая встреча со времени их поездки в Нью-Хоп. Они сидели обнявшись в машине, припаркованной, как всегда, напротив входа в Бриарклифф. Рука Ната проскользнула ей под юбку.
– Не здесь, – сказала она, понимая, что машина стоит на освещенном месте.
– Я хочу, – сказал Нат.
– Я тоже, – ответила Эвелин.
Они оба замешкались – место у ворот колледжа и впрямь не было создано для любви.
– Мы уже вышли из того возраста, чтобы обниматься в машине, – сказал Нат. – Нам было бы лучше вдвоем в большой постели.
– Я знаю. Но у нас нет выбора.
– Нет, есть.
– Есть?
– Мы это дело узаконим. Я поговорю с твоим отцом, хорошо?
Это было формальным предложением Ната Баума.
4
В субботу Эвелин и Нат оглядели друг друга и расхохотались.
Эвелин уже рассказала своим родителям о Нате, и те пригласили его в субботу к ним на обед. Хотя Эвелин и побаивалась, что ее родители неодобрительно отнесутся к экзотическому костюму Ната и его туфлям с тупыми округлыми носками, она так и не решилась сказать ему, чтобы он оделся по этому случаю не так броско. Она любила Ната и была готова принимать его в чем угодно.
Сама же Эвелин рассталась по случаю обеда со своим «конским хвостом», замызганной курткой и
