жидкостей, наполовину использованные тюбики лосьона для автозагара, рваные обои, пульты дистанционного управления, коробки из-под готовых блюд, музыкальные компакт-диски, груды старых мятых журналов) стандартным жильем одиноких женщин чуть за тридцать. Но сейчас весь этот хлам выглядел просто по-детски.
У Мирны, вернувшейся из родительского дома, был подавленный вид.
– Проклятый общественный транспорт… – проворчала она.
Анна с отвращением посмотрела на пластиковое ведерко с жареной курицей, которое Мирна держала у себя на коленях.
– Почему ты в пижаме?
Мирна выругалась – все ее пальцы были в курятине. «Вот-вот», – согласилась Анна, почувствовавшая запах еще в парадной.
– Мне нужны калории, – сказала Мирна, читая «Что дальше сделала Кэти». Во время депрессий она всегда читала детские книжки: «Клодин в Сен-Клер», «Рева-корова», «Боже, ты там, это же я – Маргарет?». Кроме того, она утешалась готовой едой из кафе, которую приносила домой в коробках, завернутых в белые полиэтиленовые пакеты. После этого она складировала пустые коробки из-под еды возле общественного мусорного бака, словно рождественские подарки.
– Как работа? – поинтересовалась Мирна.
– Тоска, – ответила Анна.
Без Шона офис «SOS!» словно опустел. Каждый звук бил по мозгам. Весь день Анну все раздражало. Она попросила Тодда, чтобы тот перестал так сильно стучать по клавиатуре. Во время планового совещания в пятницу утром она назвала идею Лины абсурдной. Блондинка согласилась с этим.
Анна была рада увидеть Блондинку на этом совещании. Ведь Блондинка имела хоть какое-то отношение к Шону. Возможно, сейчас она даже разделяла горе Анны в связи с уходом Шона с передачи.
Все в «SOS!», безусловно, восхищались новым, октябрьским, гостем программы – Вильгельмом Гроэ. Его книга «Один месяц до счастья» продавалась во всех книжных магазинах, и его имя часто упоминали в средствах массовой информации. Интервью с ним можно было обнаружить везде, начиная от колонки новостей в центральных газетах («Психолог обнаружил новый путь к счастью»), и заканчивая сенсационными заметками в «Картофельном еженедельнике» («Кузнец счастья любит отварной картофель»). Анна сожалела только о том, что не могла посмотреть телепередачи с его участием, так как они шли в дневное время. Они с Блондинкой были удивлены, что такой гуру в области самоусовершенствования согласился участвовать в «SOS!».
– А, Вильгельм, – махнула рукой Пэмми. – Он сделает что угодно, лишь бы выступить на радио.
Анна предположила, что Пэмми просто завидует огромной популярности. Анна была взволнована мыслью о предстоящей встрече с ним. Но она все еще пребывала в трауре из-за ухода Шона из «SOS!». Шона в шелковом кашне, с небрежно болтающейся челкой. Весь день Анна думала: «Слава богу, что я тоже скоро уволюсь».
– Как твой отец? – спросила Анна из вежливости.
– Честно говоря, не знаю. Завтра я снова возвращаюсь в этот сумасшедший дом. Я вернулась сюда, чтобы забрать кое-какие вещи.
– А что с ним такое? – раздраженно спросила Анна. Семья Мирны не могла жить без какой-нибудь очередной проблемы. Мирна была слишком привязана к своим детским воспоминаниям. Будучи уже взрослой женщиной, она, казалось, не осознавала, что ей давным-давно пора иметь свои собственные проблемы.
– Я знаю, что это звучит глупо, но я точно не знаю. Никто мне не отвечает на мои вопросы, – сказала Мирна. – Даже Грим пытался поговорить об этом с отцом, но…
– Грим тоже был там?
– О, вся семья была в сборе. Нас созвали, как на экстренное совещание. Были все, за исключением Мэтью. Последний раз, когда я с ним разговаривала, он был в Бангладеше.
– Почему в Бангладеше?
– Мэтью в кругосветном путешествии, – устало сообщила Мирна.
– Он разве поехал без Марка?
– Нет, Марк остался дома.
– Понятно.
Анна была удивлена, узнав, что Близнецы оказались двумя отдельными личностями. Мирна всегда говорила о них как об одном человеке. Они были как две капли воды. Они учились в одной и той же школе, а потом в одном и том же университете. Всегда «Мэтью и Марк». Болезнь мистера Ломонда словно поделила их на двух разных людей. На Марка и на Мэтью.
– Это ужасно, – произнесла Мирна. Лицо у нее было мягкое и розовое, точно пудинг.
– Так что, все действительно очень серьезно? – сомневалась Анна.
В конце концов с кем-нибудь из Ломондов вечно случалось что-то ужасное. Один из них простужался – другой страдал от осложнений. Умирала тетушка в Африке – и Мирна переживала по поводу плохой наследственности. Болезни распространялись среди Ломондов со стремительностью эпидемий. Ломондов было так много. У Мирны были тысячи родственников, разбросанных по всему миру. И они постоянно воссоединялись по тому или иному случаю – лишь бы заразить друг друга какой-нибудь новой болезнью.
У Анны же были только ближайшие родственники. Ее мать время от времени упоминала дорогую тетушку, или умершую тетушку, или ужасную тетушку – но этим все и ограничивалось.
Ее отец недавно оборвал все связи со своими уэльскими родственниками. Он говорил, что все Поттеры и Джоунсы похожи друг на друга в своей заурядности. Дон пользовался любой отговоркой, чтобы не знаться с ними. Он не любил ни одну из своих сестер и не одобрял то, как они воспитывают своих детей или внуков.
– Отец хотел, чтобы все мы разъехались по своим домам и перестали загаживать его дом, – продолжила Мирна.
– Это в духе твоего отца.
– Хм. Да. Но когда я заикнулась о его коллекции из гольф-клуба, он ничего не ответил. Ты же знаешь моего отца. Если бы все было в порядке, он обязательно прошелся бы насчет моего «тупого умничанья». В общем, мама что-то от нас скрывает. Поэтому мы все ходили на цыпочках… Я даже старалась быть женственной, чтобы порадовать папу. Ну, большую часть времени я проводила на кухне. Делала бутерброды. И мы все делали вид, что все в порядке. Как-то так получилось, что упоминание о папиной болезни превратилась в табу, хотя именно из-за нее мы все и собрались. Ну разве не смешно?
– Да, – согласилась Анна. – Вам надо было сесть всем вместе, как взрослым людям, и обсудить эту проблему.
Мирна долго смеялась.
– Я думала, что ты знаешь мою семью. Папа вечно нудит об эмоциях Грима.
– Ну, возможно, это только потому, что он не умеет выражать свои собственные.
– Нет. Он просто думает, что чувства Грима каким-то странным образом связаны с его сексуальностью.
Анну беспокоило, что Грим – гомосексуалист. Он был единственным мужчиной в ее жизни, который по- настоящему потерял от нее голову. Он бегал за ней все эти годы – с тринадцати до тридцати. Его страсть придавала Анне уверенности в себе. Она чувствовала себя роковой женщиной – по крайней мере, для одного мужчины. Так было до тех пор, пока в прошлом году Грим не объявил о своей гомосексуальности. И после этого Анна почувствовала себя каким-то идолом гомосексуализма, этакой провинциальной Джуди Гарланд[46].
Ее посетила мысль, что, если бы она не дала Гриму от ворот поворот, то сейчас они были бы уже женаты и у них было бы двое детей. Они были бы счастливы. До тех пор, пока в один прекрасный день во время их поездки в торговый центр садоводства он вдруг не признался бы ей, что все это время он был геем. Плоская грудь Анны заставила его поверить в то, что вообще-то она была мужчиной. Как же они объяснят все это своим четырем детишкам?
– Почему бы тебе не вернуться сегодня? – предложила Анна. Если бы Мирны не было дома, переезд на
