предпочитали дорогие и изысканные наряды известных модельеров. Николь заинтересовало: появились бы они на улице Монтань, если бы она стала великой княгиней? Она была уверена, что рано или поздно они появятся там.
Эта приятная мысль настроила Николь на волнующее ожидание – как будущего успеха, так и романтических праздников на вилле в Каннах. Они с Кириллом будут вместе очень, очень счастливы – в этом она была уверена. Николь болтала и смеялась, достаточно молодая и достаточно новая для Парижа, она не расстраивалась оттого, что была в маленьком черном платье своего собственного фасона, украшенном «драгоценностями» из магазина Кирилла, – она чувствовала себя не менее привлекательной, чем любая миллионерша или аристократка в этой комнате. Комплименты, которые она получала, она ценила больше, чем бриллианты.
Обед был прерван прибытием курьера. Сначала он появился на квартире Николь на улице Сен-Луи, и консьержка направила его в дом Берримэна. Курьер отказался передать послание дворецкому дома Берримэна, и поэтому Николь сама подошла к двери. Поеживаясь от декабрьского ветра, она открыла письмо, и внутри у нее похолодело. Ей вряд ли нужно было читать все до конца, чтобы понять, что ее опасения подтвердились: Кирилл был мертв.
Подробности этого несчастного случая были опубликованы во французских газетах спустя два дня. На автомобиле «гранд корник» лопнула шина, в результате чего он съехал с дороги и упал в глубокий овраг. Кирилл был мертв; смерть, согласно сообщению каннской полиции, наступила мгновенно. Он ехал с виллы в Каннах и вез ящик с шампанским для вечеринки, которую планировал устроить, чтобы объявить о своей помолвке с Николь Редон, парижским модельером. Трагедия произошла в горах, и в газетных репортажах сообщалось, что, хотя автомобиль разбился, бутылки шампанского, находившиеся в деревянных ящиках, остались целы. Ни одна капля этого напитка не пропала.
Николь казалось, что для нее все было потеряно. В Кирилле она нашла того человека, кто хотел принадлежать ей и кому хотела принадлежать она. Она была так близка к трогательному счастью – оно отвернулось от нее. Это было несправедливо и жестоко, и она горько спрашивала себя: почему несчастье выбрало ее? Что она сделала такого, чтобы заслужить такое горе – потерять любимого человека и испытать такую боль?
Она еще находилась в шоке и отчаянии, едва способная работать, как спустя месяц после смерти Кирилла случилось следующее событие. Исполнители завещания Кирилла выслали Николь копию этого документа, поскольку в нем было названо ее имя. Кирилл оставил ей пять тысяч английских фунтов стерлингов, а также все вещи в его почти обанкротившемся магазинчике на улице Де-Риволи. Чисто механически выполняя необходимые действия, Николь закрыла его магазин и завернула «драгоценности» в небольшие мешочки из серой фланели. Не в силах рассматривать эти украшения и опасаясь пробудить несбывшиеся мечты и воспоминания, она положила эти мешочки в большие коробки для одежды и поставила их на самую верхнюю полку, убрав подальше от глаз.
Деньги Кирилла составили дня нее маленькое состояние. Они были первым капиталом, который Николь имела в своей жизни, и она, как всегда осторожная с деньгами, умело распоряжалась ими. Используя пять тысяч фунтов стерлингов, унаследованных от Кирилла, и ссуду, взятую у Ролана Ксавье, Николь, отбросив свои страхи, купила дом на Вандомской площади, напротив отеля «Риц». Агент по недвижимости показал ей это здание, когда она еще первый раз приехала в Париж из Биаритцы, и оно ей очень понравилось. Вандомская площадь была великолепным примером идеальных пропорций и архитектурного стиля семнадцатого века; в центре ее располагалась колонна, украшенная бронзой, которую сняли с тысячи двухсот пушек, захваченных в битве под Аустерлицем, а наверху стояла статуя императора Наполеона. Кроме того, наряду с улицей Па, она была тем местом, где обитали знаменитые ювелиры, парфюмеры и банкиры. Это был лучший адрес в Париже, Николь, сломленная смертью Кирилла, с горечью решила отбросить всякую мысль о замужестве и личном счастье; она похоронит себя в бизнесе, – это было все, что она имела, это было все, на что она могла рассчитывать.
Новое здание, купленное Николь, имело шесть этажей. Она полагала превратить первый этаж в демонстрационный зал и поставить там полдюжины примерочных. На следующем этаже она сделает большую пошивочную и собственный кабинет, – ее помещение на улице Монтань было уже слишком тесным, а клиенткам приходилось ждать в очереди, пока освободится одна из двух примерочных. Она продолжит сдавать квартиры на оставшихся этажах жильцам, которые уже занимали их, и доход от них использует, чтобы уменьшить свои ежемесячные платежи.
Николь потерпела неудачу в любви, но добьется успеха в бизнесе. Она будет стремиться воплотить свою мечту (Ким ведь ободрял ее, чтобы она не пугалась!): стать первой женщиной-модельером, возглавить собственный дом высокой моды, и покупка дома на Вандомской площади была первым крупным шагом в этом направлении. Ролан Ксавье уже помог ей и обещал помочь в будущем. Он не только одолжил ей достаточно денег, чтобы расплатиться за этот дом, но и обещал создать ткани специально для нее; если необходимо, он еще поможет ей капиталом, он предоставит такой щедрый кредит, что можно будет сделать и показать публике две большие сезонные коллекции – весеннюю и осеннюю. Николь прошла большой путь после 1917 года; Ролан был уверен, что она пойдет гораздо дальше.
После смерти Кирилла Николь целиком погрузилась в работу, используя ее как наркотик. Для каждой коллекции требовалось две сотни новых моделей. Николь обычно разрабатывала модель на ткани; из муслина вырезались куски и примеривались на Лале, а потом или отвергались, или дорабатывались. После этого, если Николь оказывалась удовлетворенной, она передавала сметанную модель начальнику пошивочного цеха, где на ней отмечались швы, вставки, клинья, украшения, детали крепления. Сделанная один раз и вручную, эта модель затем разделялась и использовалась в качестве выкройки для кроя предметов одежды, заказанных клиентами. Такая работа была медленной и трудоемкой; к концу дня спина, руки и плечи сильно ныли, но Николь была рада физической боли, предпочитая ее той внутренней, которая мучила ее после гибели Кирилла. Чудовищная сосредоточенность Николь на своей работе помогала проживать дни. Но по ночам, уставшая до изнеможения, она была не в силах сдерживать слезы. Она плакала в одиночку, и единственным ее утешением была печальная гордость от того, что она смогла выстоять.
В этот период она постоянно думала о Кирилле, всегда представляя себе, что он сейчас наблюдает за ней и одобряет то, что она делает. Она вела с ним бесконечные воображаемые споры, обсуждая каждый свой день. Николь думала о нем с таким постоянством, он был таким бессменным и верным невидимым компаньоном, что иногда она задавалась вопросом: все ли с ней в порядке? Лишь пачка писем и твидовый пиджак, все еще висевший в ее шкафу, доказывали ей, что те три недели были реальностью. Она иногда гадала: что же случилось с ним, но была слишком горда, увидев Фицджеральдов (миссис Фицджеральд была сейчас ее клиенткой), чтобы спросить: не знают ли они американского писателя по имени Ким Хендрикс.
Эй, салага, выше нос —
У тебя он в землю врос —
Ты моей девчонки не видал?
