— Как же, очень любили! Как не любить, такая широкая душа. Ни разу даже не заикнулся о своем праве на дом, на наследство всякое. Надо же!
И глянул на меня, дернувшись по-крысиному.
— Что? Что такое?
Я вскочила с места, чуть не расплескав кофе, с неловкостью чувствуя, что рядом сидит Писташ и все это слышит. Я никогда не рассказывала дочерям ни про Ренетт, ни про Кассиса. Они никогда их не видели; считали, что у меня нет ни братьев, ни сестер. И о своей матери я ни слова им не говорила.
Похоже, Янник оробел:
— Ведь он же, мамуся, должен был унаследовать этот дом…
— Мы к вам не в претензии, но…
— Он же старший, а по завещанию матери… — Так, минуточку! — Я пыталась унять визгливые нотки в голосе, но все-таки взвилась точно, как моя мать, что даже Писташ заморгала. — Я щедро заплатила Кассису за этот дом, — сказала я уже не так громко. — После пожара остались только голые стены, внутри все выгорело, сверху одни балки торчали. Он бы ни за что здесь жить не смог, да и не хотел он. Я. заплатила хорошие деньги, больше, чем могла себе позволить, и…
— Все, все, все. Нет проблем! — Лора сверкнула глазами на мужа. — Никто не утверждает, что ваш договор неправомерен.
Неправомерен!
Словечко под стать самой Лоре: броское, самодовольное, с точно рассчитанной подначкой. Я почувствовала, как мои пальцы сжали ободок чашки с горячим кофе, на кончиках проступили розовые пятна.
— Попытайся нас понять. — Это Янник, толстые щеки лоснятся. — Бабушкино наследство…
Разговор принял неприятный для меня оборот. Особенно неприятно мне было оттого, что при нем присутствует Писташ и с изумлением ловит каждое слово.
— Да никто из вас мать мою даже в глаза не видал, — резко перебила я племянника.
— Не в этом дело, мамуся, — быстро сказал он. — Главное в том, что вас у нее было трое. И что наследство было поделено на троих. Ведь так?
Насторожившись, я кивнула.
— А теперь, когда бедный папа скончался, спросим себя: справедлив ли заключенный между вами двумя неофициальный договор в отношении остальных членов семьи? — Янник произнес это без нажима, но глаза у него при этом блеснули, и тогда я неожиданно злобно выкрикнула:
— Какой такой неофициальный договор? Говорю тебе, я заплатила хорошие деньги! И бумаги подписала…
Лора положила ладонь мне на руку:
— Янник вовсе ничего против вас, мамуся, не имеет!
— Еще чего! — холодно сказала я. Пропустив это мимо ушей, Янник продолжал:
— Просто некоторые могут подумать, что такой договор, который был у тебя с бедным папой, человеком больным и нуждавшимся в деньгах…
Я заметила, что Лора следит глазами за Писташ, и ругнулась про себя.
— …к тому же и невостребованная треть наследства, которая принадлежит тете Рен…
Наследство, хранящееся под полом в погребе. Десять ящиков бордо, отложенных в тот год, когда она родилась, заложенных сверху плиткой, зацементированных сверху от немцев, со временем выросших в цене до тысячи франков и больше за каждую бутылку. Скорее всего — навеки законсервированная коллекция. Черт побери! Вечно Кассис в ответственных случаях не умел держать язык за зубами. Я резко взорвалась:
— Это все ей. Я не притрагиваюсь к этому.
— Понятно, что нет, мамуся. И все же…
Янник печально усмехнулся и стал так похож на моего брата, что у меня защемило сердце. Я бегло взглянула на Писташ: она сидела выпрямившись, застыв на стуле с каменным лицом.
— …все же нельзя не допустить, что тетя Рен вряд ли в ее положении может на это претендовать, поэтому не считаешь ли ты, что было бы справедливо для всех остальных…
— Это все принадлежит Рен, — отрезала я. — Я к этому не прикоснусь. И вам не позволю, пока моя воля. Понятно?
Тут вступила Лора. В этом черном платье, в желтом свете лампы вид у нее был какой-то болезненный.
— Простите, — сказала она, многозначительно посмотрев на Янника, — мы затеяли этот разговор не из-за денег. Разумеется, мы не ждем от вас, чтобы вы отдавали свой дом или часть наследства тети Рен. Если так прозвучало в наших словах…
Я недоуменно вскинулась: — Тогда какого черта все это…
— У вас ведь книга? — перебила меня, сверкнув глазами, Лора.
— Книга?
— Нам папа рассказывал, — кивнул Янник. — Что ты ему показывала.
— Книга с рецептами, — произнесла Лора на удивление спокойно. — Вы, должно быть, все уже знаете наизусть. Может, дадите нам посмотреть — на время?
— Мы, конечно же, заплатим за все, что используем, — поспешил добавить Янник. — Представь, ведь это снова возродит славное имя Дартижан.
Уж лучше бы он этого имени не произносил. Если какое-то время во мне боролись смятение, страх и недоверие, то от этого «Дартижан» меня вдруг охватил такой ужас, что я смахнула со стола кофейные чашки, и они разбились вдребезги о терракотовую плитку, положенную матерью. Я видела, как странно смотрит на меня Писташ, но сдержать свой гнев была уже не в силах.
— Нет! Ни за что!
Мой голос, как огненный воздушный змей, взметнулся к потолку маленькой кухни, и на мгновение мне показалось, что я, вырвавшись из собственного тела, смотрю на себя бесстрастно свысока и вижу неопрятную, востроносую женщину в сером платье и с волосами, туго стянутыми на затылке в пучок. Я увидела чужое выражение прозрения в глазах своей дочери, затаенную враждебность племянника с его женой, и снова ярость охватила меня, и на мгновение я сорвалась.
— Знаю я, что вам надо! — рычала я. — Не смогли заполучить Мамусю Фрамбуаз, нацелились на Мамусю Мирабель! Верно? — Дыхание колючей проволокой перехватывало в груди. — Не знаю, что вам Кассис наговорил, но не его это дело и не ваше. Этого нет больше, умерло. Ее уже нет, и ни черта вы от меня не получите, ждите хоть сто лет!
Я задыхалась, горло саднило от крика. Схватив с кухонного стола их последний подарок — коробку с льняными платочками в серебряной обертке, — я яростно швырнула им в Лору.
— Забирайте свою взятку! — рявкнула я хрипло. — Можете запихнуть это себе в задницу, если угодно, вместе с вашими парижскими деликатесами, вашими ядреными подливками и вашим бедным папочкой!
На мгновение наши с Лорой взгляды встретились, и я увидела теперь в них неприкрытую ненависть.
— Что ж, я проконсультируюсь со своим адвокатом, — сказала она.
Меня начал разбирать смех.
— Вот-вот! С адвокатом! Чего и требовалось ожидать, верно? — Я расхохоталась в голос. — С адвокатом!
Янник попытался ее успокоить, в глазах у него блеснула тревога:
— Но, cheri, ты ведь понимаешь, как мы… Лора злобно рявкнула:
— Да пошел ты на хрен со своими уговорами!
Я хохотала безудержно, в голос. Черные точки плясали в глазах. Лорины глаза ядовитой шрапнелью стрельнули в меня. Но она взяла себя в руки. Сказала холодно:
— Простите. Вы просто не понимаете, как это важно для меня. Для моей карьеры…
Янник пытался, не спуская с меня настороженного взгляда, подтолкнуть ее к двери.
— Никто не собирался, мамуся, тебя огорчать, — затараторил он. — Мы заедем после, когда ты немного отойдешь. Мы же не просим у тебя эту книгу насовсем.
