— Я пытался вернуться наверх, — заключил он, — но теперь все гоблины под холмом за мной охотятся. Хотя сюда они не придут. — Он смотрел за спину Мэдди, на пылающую огненную яму. — Этот сброд никогда так далеко не заходит.
Но девочка думала совсем о другом.
— Еда? — спросила она. — У тебя есть еда?
— Ты что, голодная?
— А как по-твоему?
Мгновение Везунчик словно сомневался. Затем пришел к решению.
— Ладно. Нам сюда.
И он провел ее по краю огненной пещеры к тому месту, где темная река, стремительно текущая из отверстия в стене, была частично запружена обвалом.
— Подожди здесь, — велел он Мэдди.
Везунчик подбежал к краю реки, запрыгнул на груду упавших камней и скачками исчез в темноте.
На секунду Мэдди встревожилась — оттуда, где она стояла, казалось, что Везунчик просто бросился в бурное течение. Но потом она его увидела. Он стоял на плоской отмели примерно в середине потока, вокруг бурлила белая вода. Наверное, он знал об отмели, подумала Мэдди, и все равно это опасный поступок. Любой рыбак вам скажет, что речная рыба больше всего любит быструю воду, и Мэдди не удивилась, когда через несколько секунд Везунчик наклонился и резко дернул что-то у ног.
Это оказалась ловушка, искусно сплетенная из лески или бечевки. Везунчик изучил ее содержимое, забросил сеть на плечо и вернулся, быстро и ловко прыгая по подводным камням. Пока он был занят этим, Мэдди пристально следила за ним через
Добычу они поделили пополам. Везунчик показал Мэдди, как готовить рыбу. Рыба была кислая на вкус и костлявая, с огромными слепыми глазами, но Мэдди слопала свою порцию до крошки, облизывая пальцы и тихонько попискивая от голода и удовольствия.
Везунчик молча смотрел, как она ест. Грязная работа — ловить, готовить и есть рыбу — во многом растопила лед между ними, парень оставил угрюмость и стал довольно дружелюбным. Мэдди решила, что он не меньше ее был рад найти в тоннелях союзника. А то, что он две недели выживал здесь один, говорило о его мужестве и находчивости.
Девочка узнала, что за это время он нашел еду и способ ее готовить, отыскал источник хорошей питьевой воды и место, где можно мыться, узнал, где лучше всего воздух и где удобнее всего спать. Еще он составлял план тоннелей, одного за другим, пытаясь отыскать способ выбраться на поверхность, не проходя по Большой галерее, но пока безуспешно. И все это сам, без единого заклинания.
— А что ты будешь делать, если пути наверх не найдется? — спросила Мэдди, когда он завершил свой рассказ.
— Рискну, наверное. Время от времени они снимают охрану. Но этот их Капитан… Не хотел бы я снова на него наткнуться!
Мэдди выглядела задумчивой. Капитан… ей по-прежнему казалось, что она что-то упустила, и она никак не могла понять, что именно.
— А как насчет тебя? — продолжал Везунчик. — Как ты нашла дорогу сюда? И откуда столько знаешь об этом месте?
Хороший вопрос! Пока Мэдди размышляла над ним, Везунчик наблюдал за ней с полуулыбкой, глаза его горели зеленым в отблеске огней.
— Колись давай, — сказал он, увидев ее колебания. — Может, я и не Горячка, но это еще не значит, что я дурак. Я видел твои чары и знаю, что они значат. Ты пришла сюда не просто так. И не надо мне лапшу на уши вешать насчет сокровища под холмом. Здесь нет сокровища, и ты это знаешь.
Итак, он не поверил ее рассказу. Поразмыслив, Мэдди перестала удивляться. Он слишком умен, чтобы быть обманутым. В некотором роде это успокоило девочку. Ей может понадобиться союзник в пещерах, а знания и изобретательность Везунчика наверняка пригодятся.
«Никому не доверяй», — сказал Одноглазый. Но конечно, она должна как-то все объяснить, и к тому же если капитан гоблинов действительно враг, то ничего страшного, если она расскажет Везунчику кое- что.
— Ну? — резко спросил он. — Ты мне веришь или нет?
— Дело не в том, что я тебе не верю… — начала Мэдди.
— Ну да, — произнес Везунчик. — Не надо быть Горячкой, чтобы понимать, что почем. В смысле, я кажусь тебе подозрительным? Конечно, я ведь ловил тебе рыбу, показал, где можно пить и…
— Пожалуйста, Везунчик…
— Тебе-то хорошо, верно? Ты в безопасности. Можешь выбраться отсюда, когда захочешь. А мне тут сидеть, пока не поймают. И правда, с какой стати тебе мне помогать? Я всего лишь помощник стеклодува из Райдингза. Какое тебе дело до того, что случится со мной?
С этими словами он повернулся к ней спиной и замолчал.
«Никому не доверяй». Даже теперь настойчивые слова Одноглазого звенели в ушах Мэдди. Но Одноглазого-то здесь нет. Одноглазый послал ее под холм без предупреждения и подготовки, полагая, что она точно знает, как надо действовать. Но такого никто из них не предвидел. И что ей теперь делать? Бросить Везунчика на произвол судьбы?
— Везунчик, — обратилась она к нему.
Он сгорбился. Даже в мерцающем свете Мэдди видела, что он дрожит.
— Ты напуган, — заметила она.
— А то! — согласился Везунчик. — Хочешь — верь, хочешь — не верь, но пункта «расчленение гоблинами» в моем списке дел на неделю не было. Но если ты мне не веришь…
Мэдди вздохнула.
— Ладно, — перебила она. — Я тебе верю.
Оставалось надеяться, что Одноглазый поймет.
И Мэдди рассказала все целиком — все, что собиралась рассказать, и многое, чего не собиралась. Она говорила о своем детстве, об отце, о Мэй, о миссис Скаттергуд и нашествии крыс и насекомых в погреб (в этом месте Везунчик громко захохотал), о своих мечтах и желаниях, о своих страхах. Он был хорошим слушателем, и, когда Мэдди наконец замолчала, чувствуя усталость и сухость во рту, она не без удовольствия поняла, что никому и никогда, даже Одноглазому, не открывала так много, как этому пареньку.
— Итак, — сказал он, когда Мэдди закончила. — Ты открыла холм. Нашла дорогу сюда. — (Почему-то она не рассказала Везунчику о Сахарке.) — А теперь еще отыскала своего Шепчущего. Что дальше?
Мэдди пожала плечами.
— Одноглазый велел принести его.
— Всего-то? — Парень усмехнулся. — А он не подсказал тебе, как это сделать? Например, при помощи волшебной веревки или огнеупорного заклинания.
Мэдди молча покачала головой.
— Это же магия, верно? — спросил Везунчик. — Какая-то безделушка из Древнего века, вся обвешанная языческими рунами. С чего ты взяла, что она безопасна, Мэдди? С чего ты взяла, что не разлетишься вдребезги, как только возьмешь ее в руки?
— Одноглазый меня бы предупредил.
— Если бы сам знал.
