лимузин. Андре ткнул пальцем в одного из охранников, показывая, что тот должен вести машину. Пока что этот вампир с детским личиком не произнес ни слова. К моему удовольствию, водителем оказался Расул, который уже был как старый друг по сравнению с прочими.
Зигеберту и Вайберту в машине было не по себе. Таких не умеющих приспосабливаться вампиров я в жизни не видела, и подумала, не спасала ли их тесная связь с королевой. Им не пришлось меняться, а изменения со временем были единственным способом выжить для вампиров до Большого Откровения. Это еще осталось так в тех странах, где существование вампиров приняли не с той толерантностью, которую проявила Америка. Эти два вампира были бы рады носить шкуры и домотканые рубахи, и выглядели бы совершенно естественно в кожаных сапогах ручной работы и со щитом на руке.
— Твой шериф Эрик приходил говорить со мной вчера, — сказала мне королева.
— Я его видела в больнице, — ответила я, надеясь, что говорю так же непринужденно.
— Ты понимаешь, что новый вампир, тот, который раньше был вервольфом, — что у него не было выбора? Ты понимаешь?
— Я это часто у вампиров видела, — сказала я, вспомнив все случаи, когда Билл объяснял что-нибудь тем, что не мог сдержаться. Я тогда ему верила, но сейчас уже усомнилась. На самом деле я просто до невозможности устала, была несчастна и вряд ли могла набраться духу продолжать убирать квартиру Хедли, разбираться в ее имуществе и делах. Я поняла, что если я уеду домой, в Бон-Темпс, бросив незаконченные дела, то я там просто сяду и буду мрачно сидеть.
Это я знала, но сейчас трудно было прямо взглянуть в глаза реальности.
Пришло время для аутотренинга. Я себе строго сказала, что мне даже в тот самый вечер выпала пара приятных моментов, и каждый день их будет все больше, пока я не вернусь к прежнему своему счастливому состоянию. Я всегда радовалась жизни и опять буду ей радоваться. Только пробиться надо через кучу неудачных полос, чтобы этого достичь.
Не думаю, чтобы когда-либо в жизни я была особо подвержена иллюзиям. Когда умеешь читать мысли, у тебя не остается сомнений, насколько плохими бывают лучшие из лучших.
Но такого я точно не предвидела.
К моему ужасу, у меня из глаз хлынули слезы. Я полезла в сумочку, вытащила салфетку и вытерла щеки на глазах у всех вампиров. На лице Нефритового Цветка впервые появилось выражение, которое я могла назвать. Презрение.
— У тебя болит рана? — спросила королева, показывая на мою руку.
Вряд ли ей действительно это было интересно: наверное, она столько времени себя дрессировала на обычную человеческую реакцию, что это стало рефлексом.
— Сердце у меня болит, — сказала я и пожалела, что не откусила себе язык.
— А, — поняла она и спросила: — Билл?
— Да, — ответила я, сглотнув слюну и изо всех сил постаравшись прекратить выражение эмоций.
— Я горевала по Хедли, — вдруг заявила она.
— Хорошо, что у нее оказался кто-то близкий. — Через секунду я добавила: — Только я была бы рада узнать о ее смерти раньше, чем узнала.
Более осторожно я выразиться не могла, но о смерти своей кузины я узнала лишь через несколько недель.
— Были причины, по которым я не могла раньше послать Каталиадиса, — ответила София-Анна.
Чистое лицо и ясные глаза были непроницаемы, как ледяная стена, но у меня создалось впечатление, будто эта тема ей неприятна. Я посмотрела на королеву, ища какой-нибудь намек, и она чуть повела глазами в сторону Нефритового Цветка, сидевшей от нее справа. Не очень понимаю, как у нее получалось сидеть так свободно с пристегнутым к спине длинным мечом, но я совершенно определенно чувствовала, что с этим же лишенным выражения лицом и пустыми глазами она слушает каждое слово.
Чтобы не рисковать, я решила на всякий случай вообще ничего не говорить, и остаток поездки прошел в молчании.
Расул не хотел заводить лимузин во двор, и я вспомнила, что Дианта тоже парковалась снаружи. Расул вышел придержать дверь для королевы, и первым вышел Андре, огляделся долгим взглядом, потом кивнул — опасности нет, королева может выйти. Расул стоял наготове, с винтовкой в руках, сканируя местность взглядом. И Андре был не менее бдителен.
Следом с заднего сиденья выскользнула Нефритовый Цветок, добавив к этим прожекторам свою пару глаз. Прикрывая королеву своими телами, они двинулись во двор. Следом с топором в руке вышел Зигеберт и подождал меня. Когда я встала рядом с ним на тротуаре, они с Вайбертом провели меня в открытые ворота, церемонясь куда меньше, чем прочие телохранители — с королевой.
Я уже видела королеву у себя дома, без охраны, если не считать Каталиадиса. Видела королеву у нее в кабинете под охраной только одного бойца. Наверное, до сих пор я не понимала, как важна безопасность для Софии-Анны, как опасна для нее власть. Интересно, от кого защищают ее все эти охранники? Кто хочет убить королеву Луизианы? Может быть, опасность угрожает всем правителям вампиров — а может быть, только Софии-Анне? Внезапно приглашение на осеннюю конференцию вампиров показалось мне куда более опасным, чем раньше.
Амелия стояла на круговой дорожке с тремя коллегами посреди освещенного двора. Кстати, никто из этих коллег не оказался каргой на метле. Один — совсем мальчишка — выглядел, как мормонский миссионер: черные брюки, белая рубашка, темный галстук, лакированные черные ботинки. А в центре круговой дорожки стоял велосипед, прислоненный к дереву. Может, этот мальчик и есть мормонский миссионер? На вид он вполне мог еще расти — так молодо он выглядел. Рядом с ним стояла высокая женщина лет под шестьдесят, но с телом, которое могло бы послужить рекламой тренажерам. Одежду ее составляли черная футболка, трикотажные брюки и босоножки, а в ушах болтались громадные кольца. Третья колдунья — примерно моего возраста, где-то в середине между двадцатью и тридцатью, мексиканка с круглыми щечками, красными губами и черными кудрями, невысокая, а изгибов у ее фигуры можно было насчитать больше, чем в букве S. Зигеберту она особенно понравилась (судя по оскалу), но она вампиров будто в упор не видела.
Амелию нашествие вампиров, быть может, и напугало, но она отлично справилась с ритуалом представления. Очевидно, королева уже назвалась раньше, чем я подошла.
— Ваше величество, — говорила Амелия, — это мои коллеги. — Она обвела их рукой, будто показывая автомобиль в телевизионной студии. — Боб Джессап, Пэтси Селлерс и Теренция Родригес — мы ее называем Терри.
Колдуны переглянулись, потом коротко кивнули в ответ на представление. Трудно было сказать, как восприняла королева этот недостаток почтительности — лицо ее осталось глянцево-гладким, — но она кивнула в ответ, и атмосфера осталась вполне терпимой.
— Мы как раз готовились провести реконструкцию, — продолжала Амелия. Говорила она уверенно, но я заметила, что руки у нее дрожат. И в мыслях у нее далеко не было той уверенности, что слышалась в голосе. Она снова гоняла в голове все подготовительные этапы, лихорадочно инвентаризуя все магическое барахло, тревожно оценивая своих компаньонов, успокаивая себя, что они вполне способны выполнить ритуал, и так далее. Амелия — перфекционистка, — запоздало поняла я.
Интересно, где сейчас Клодина. Может быть, увидела приближающихся вампиров и благоразумно спряталась в норку поглубже?
Пока я искала ее глазами, сердечная боль, которую я все время запихивала внутрь, вдруг охватила меня. Как бывало после смерти бабушки, когда я за каким-нибудь очень привычным занятием, вроде чистки зубов, вдруг ощущала, как накатывает на меня чернота. Не сразу смогла я овладеть собой и вернуться к реальности.
Это еще будет случаться какое-то время. Надо просто стиснуть зубы и перетерпеть.
Я заставила себя посмотреть на тех, кто был вокруг. Колдун и колдуньи заняли свои места. Боб уселся на пластиковый уличный стул, и я с пробуждающимся интересом увидела, как он вытащил какой-то порошок в герметичном пакетике размером с бутербродницу, а из нагрудного кармана извлек коробок спичек. Амелия устроилась наверху лестницы, ведущей в квартиру, Терри — на середине ее, а высокая старшая колдунья, Пэтси, уже стояла на галерее, глядя на нас.
— Если вы все хотите смотреть, здесь, пожалуй, будет лучше всего, — пригласила Амелия королеву и
