они знали, кем был Сэм, что было дополнительным бонусом.
Естественно, большинство разговоров в этот вечер крутились вокруг смерти Кристалл. Тот факт, что она была верпумой, уже стал достоянием общественности. Половина клиентов бара была убеждена, что она была убита кем-то, кто ненавидел только что показавшихся из подполья. Другая половина не была столь уверена, что моя невестка была убита из-за того, что была верпумой. Эта половина полагала, что ее распущенность была достаточной причиной. Большинство из них считало, что виновен Джейсон. Некоторые из них испытывали к нему сострадание. Некоторые знали Кристалл или ее репутацию, и они считали, что действия Джейсона были оправданными. Почти все эти люди думали о Кристалл только с точки зрения виновности или невиновности Джейсона. Я подумала — действительно печально, что большинство людей запомнят ее только в связи с обстоятельствами ее смерти.
Я должна была бы встретиться с Джейсоном или позвонить ему, но я не чувствовала в душе этого желания. Поступки моего братца за последние несколько месяцев что-то во мне убили. Даже несмотря на то, что Джейсон был моим братом, я любила его, и он, наконец, проявлял признаки взросления. Я больше не чувствовала, что должна поддерживать его во всех его жизненных невзгодах. Это было не по-христиански, я осознавала это. Хотя я знала, что не имею глубоких познаний в теологии, но иногда в критические моменты своей жизни я задумывалась, не сводится ли весь выбор к двум вариантам: поступить не по- христиански или умереть?
Я всегда выбирала жизнь.
Может, я смотрела на это неправильно? Существовала ли другая точка зрения, что могла бы просветить меня? Я не знала, у кого спросить. Я попыталась представить себе лицо священника Методисткой церкви, если бы я спросила: 'Что будет лучше: ударить кого-то ножом, чтобы защитить себя, или позволить себя убить? Нарушить обет, данный перед Богом, или отказаться сломать моему другу кирпичом руку?' Возможно, я серьезно задолжала Богу. Или, возможно, я защищала себя именно так, как он того хотел. На самом деле я не знала, и не была настолько умна, чтоб найти действительно Правильный Ответ.
Посмеялись ли бы надо мной люди, которых я обслуживала, если бы узнали, о чем я думаю? Позабавили ли бы их мои беспокойства по поводу состояния моей души? Многие из них, вероятно, сказали бы мне, что всё написано в Библии, и что если я буду читать ее чаще, то найду все ответы.
До сих пор у меня это не срабатывало, но я не сдавалась. Я оставила свои размышления и стала слушать народ вокруг себя, чтоб дать мозгу отдохнуть.
Сара Вайс думала, что я кажусь обычной девушкой, и она решила, что мне невероятно повезло с даром, как она считала. Она верила всему, что Латтеста рассказал о событиях в Пирамиде, поскольку под ее практицизмом скрывалась тонкая прослойка мистики. Латтеста тоже думал, что вполне возможно, что я экстрасенс. Он с большим интересом слушал отчеты спасателей из Роудса, и теперь, когда он познакомился со мной, он почти верил, что они верны. Он хотел знать, что я могу сделать для моей страны и его карьеры. Он задавался вопросом, получит ли он повышение по службе, если ему удастся получить мое расположение, чтобы он был моим руководителем на все время моей работы с ФБР. Если бы мог смог заполучить и моего напарника, то было бы просто великолепно, ибо тогда скачок его карьеры гарантирован. Он окажется в штаб-квартире ФБР в Вашингтоне. И так далее, и тому подобное.
Я задумалась над предложением Амелии наложить на агентов ФБР заклятие, но это казалось неправильным. Они не были суперами. Они просто делали свою работу. Они не несли мне ничего плохого. На самом деле, Латтеста верил, что делает мне одолжение, поскольку заберет меня из этой захолустной трясины, обратит ко мне внимание нации, или, в конце концов, поднимет меня в глазах ФБР.
Если бы меня это интересовало…
Пока я вернулась к своим обязанностям, с улыбками и болтовней с постоянными клиентами, я представляла, что будет, если я покину Бон Темпс с Латтестой. Фэбээровцы проведут какие-нибудь тесты для оценки моих способностей. Они, наконец, поверят, что я не экстрасенс, а телепат. Когда они поймут силу моего дара, то будут направлять меня на места трагедий, чтобы я искала выживших. Они будут приводить меня в помещения, где будут находиться опаснейшие агенты иноземных разведок или американцы, подозреваемыми в ужасных вещах. Я должна буду любым образом сказать ФБР, виновны эти люди в каком- то преступлении, в котором ФБР их подозревало, или нет. Возможно, мне предстоит столкнуться с кучей убийц. Когда я представила, что могу увидеть в мыслях таких личностей, меня затошнило.
Но возможно знания, которые я добуду, станут жизненно необходимыми? Возможно, я буду загодя узнавать о зловещих планах, что позволит предотвратить гибели людей.
Я покачала головой. Боюсь, я слишком далеко зашла в своих мыслях. Все это может произойти. Серийный убийца может подумать о том, где были захоронены его жертвы в тот момент, когда я буду читать его мысли. Но мой опыт показывал, что люди редко думают: 'Да, я захоронил это тело на Кловер Драйв, 1218, под розовым кустом'. Или 'Эти деньги я украл, и они в безопасности лежат на моем счете номер 12345 в Швейцарском Национальном банке'. Или, что еще менее вероятно: 'Я в заговоре с целью взорвать 4 мая здание XYZ, и шесть моих сообщников — это…'
Да, я могла бы принести какую-то пользу. Но в любом случае я не смогла бы оправдать всех ожиданий правительства. И я никогда не была бы полностью свободна. Я не думаю, что они бы поместили меня в камеру или что-нибудь подобное, я не параноик. Но я также не думаю, что мне бы дали жить полной жизнью, как я бы того хотела.
И снова передо мной встал вопрос: стать ли мне недобропорядочной христианкой, или, как минимум, недобропорядочной американкой. Но я знала, что пока меня не заставят это сделать силой, я не покину Бон Темпс с агентом Вайс и специальным агентом Латтестой. Быть замужем за вампиром вдруг показалось мне не таким уж плохим выбором.
Глава 8
Когда я приехала вечером домой, то была зла почти на всех и вся. Время от времени я впадала в такое состояние — наверно, такое у всех бывает. Гормоны, месячные или что-то еще. А может, звезды не так сложились.
Я была зла на Джейсона, потому что была на него зла уже несколько месяцев. Я была зла на Сэма, и очень на него обижена. Я сердилась на агентов ФБР, потому что они приехали сюда оказывать на меня давление — хотя на самом деле они этого еще не делали. Я была возмущена трюком Эрика с ножом и его авторитарным изгнанием Куинна, несмотря на то, что я должна была согласиться с тем, что он сказал правду, когда говорил, что это я первая дала Куинну отставку. Но я не имела в виду, что никогда больше не захочу его видеть (или имела?). И уж однозначно я не считала, что Эрик мог диктовать мне, с кем видеться, а с кем — нет.
И может быть, я злилась сама на себя за то, что когда я могла высказать Эрику всё, что я думаю о его выходках, я растеклась и слушала его воспоминания. Словно кадры из прошлого в Lost’е, воспоминания Викинга-Эрика ворвались в поток современности.
Я разозлилась еще сильнее, когда осознала, что остановилась у передней двери, где паркуются только гости. Я прошлась до задней двери и поднялась на крыльцо, хмурая и исполненная тотального упрямства. Я ни с кем не хотела общаться. Все, что я хотела — это надеть пижаму, вымыть лицо и упасть с книжкой в кровать.
Октавия сидела за кухонным столом с мужчиной, которого я не знала. Он был чернее черного, и вокруг его глаз были татуировки. Если не обращать внимания на эти его зловещие украшательства, он выглядел спокойным и приятным. Он встал, когда я вошла.
— Сьюки, — сказала Октавия дрожащим голосом. — Это мой друг Луи.
— Приятно познакомиться, — сказала я, протягивая ему руку для рукопожатия.
Он пожал руку мягко и осторожно, и я присела, чтобы он мог сделать то же самое. Тут я заметила стоящие в холле чемоданы.
— Октавия? — спросила я, указывая на них.
— Ну, Сьюки, даже у нас, пожилых леди, в жизни случаются романы, — сказала Октавия,
