Доравилле, а может быть, даже последнюю в радиусе пятнадцати миль в округе. Один репортер выписался из мотеля, потому что нашел комнату поудобнее в гостинице с завтраком, и бабушка велела мне поскорее ехать в тот мотель и забить комнату. Время от времени она обнаруживает полезные способности. — Потом лицо его стало серьезным. — Ей недолго осталось.
— Очень жаль, — произнесла я.
Мне хотелось спросить, что случилось, но это был бы глупый вопрос. Разве такой вопрос что-то изменит? Я очень хорошо знакома со смертью и видела ее печать на лице Ксильды.
— Она не хочет ложиться в больницу, — сказал Манфред. — Не хочет зря тратить деньги и ненавидит больничную атмосферу.
Я кивнула. Вполне понимаю все это. Я и сама не была счастлива, что нахожусь в больнице, и рассмотрела уже все возможные планы выйти отсюда целой и невредимой.
— Сейчас бабушка дремлет, — продолжал Манфред. — Поэтому я решил приехать и проверить, как у тебя дела, и обнаружил, что двое красавцев задают тебе вопросы. Я подумал, что они прислушаются ко мне, если я скажу, что я твой бойфренд. Это придаст мне больше авторитета.
Я решила пока не заострять внимание на таком заявлении.
— Что вы с бабушкой вообще здесь делаете?
— Бабушка сказала, что мы тебе нужны, — пожал плечами Манфред, но он, разумеется, верил в свою бабушку.
— Разве ей не было бы удобнее дома?
Я чувствовала себя очень виноватой при мысли о том, как больная и престарелая Ксильда Бернардо притащилась сама и притащила своего внука в этот маленький городок в горах, потому что решила, что она мне нужна.
— Да, но дома она думала бы о том, что умирает. Она решила явиться сюда — и мы явились.
— И вы знали, где мы?
— Хотел бы я сказать, что бабушка увидела это в видении, но за вами следят на веб-сайте.
— Что? — Наверное, я выглядела такой же ошарашенной, какой себя и чувствовала.
— Есть веб-сайт, посвященный тебе и твоим делам. Люди посылают туда письма, в которых пишут, где ты появлялась.
Я не почувствовала себя умнее.
— Зачем?
— Ты относишься к тем людям, которые обзаводятся приверженцами, — заявил Манфред. — Они хотят знать, где ты и что ты нашла.
— Это просто странно. — Такое никак не укладывалось у меня в голове.
— То, чем мы занимаемся, тоже странно, — пожал плечами Манфред.
— Итак, это есть в Интернете? То, что я в Доравилле, в Северной Каролине?
Я гадала: знает ли Толливер о моих фанатах. И если знает, почему мне не сказал.
— На сайте есть пара твоих фотографий, сделанных в Доравилле, вероятно мобильником, — кивнул Манфред.
Я снова была сражена.
— Просто с трудом верится, — покачала я головой.
«Ой!»
— Хочешь поговорить об этом? — спросил Манфред. — О том, что здесь случилось?
— Если я разговариваю с тобой, а не с веб-сайтом, — ответила я.
Он так посмотрел на меня, что я сразу раскаялась в своих словах.
— Прости. Я просто потеряла самообладание при мысли о том, что люди отслеживают мое местонахождение и наблюдают за мной, а я и понятия об этом не имела. Не думаю, что ты когда-нибудь таким занимался.
— Расскажи, как ты была ранена, — попросил Манфред, приняв мои извинения.
Он устроился в кресле рядом с кроватью, в том, в котором дремал Толливер.
Я рассказала Манфреду о захоронениях, о Твайле Коттон и шерифе, о мертвых мальчиках в холодной земле.
— Парней похищали здесь годами, и никто не заметил? — удивился Манфред. — Это как Аппалачинский Гейси?[8]
— Знаю, в это трудно поверить. Но когда шериф объяснила, почему широкой публике не стало известно об исчезновениях, объяснение казалось почти резонным. Все мальчики находились в том возрасте, когда подростки, бывает, сбегают из дома.
Мы помолчали. Мне хотелось спросить Манфреда, сколько ему лет.
— Двадцать один, — сказал он, и я дернулась от изумления.
— У меня есть маленький дар, — сказал он, пытаясь выглядеть скромным.
— Ксильда может быть такой обманщицей, — проговорила я, слишком усталая, чтобы быть тактичной. — Но в ней таится настоящий талант.
— Бабушка, может, и старая обманщица, но когда она в игре, она великолепна, — засмеялся Манфред.
— Я никак не могу тебя раскусить.
— Для татуированного чудака у меня хорошо подвешен язык?
— У тебя хорошо подвешен язык для кого угодно, — улыбнулась я. — И я на три года тебя старше.
— Ты прожила на три года больше, но я гарантирую: моя душа старше твоей.
В данный момент такое различие было слишком тонким для меня.
— Мне нужно поспать, — сказала я и закрыла глаза.
Я не ожидала, что сон овладеет мной раньше, чем я успею поблагодарить Манфреда за то, что тот пришел со мной повидаться.
Чтобы выздороветь, нужно отдохнуть, и я, похоже, нуждалась в отдыхе сильнее большинства других людей. Не знаю, связано ли это с ударом молнии или нет. У множества людей, ставших жертвами удара молнии, есть проблемы со сном, но у меня бессонница случалась редко. Другие выжившие, с которыми я разговаривала в Интернете, страдают от самых разных симптомов: конвульсии, потеря слуха, проблемы с речью и зрением, неконтролируемая ярость, слабость в руках и ногах, СДВГ. [9] Очевидно, один из этих симптомов или их совокупность могут приводить к дальнейшим последствиям, все из которых плохие. Потерянная работа, распавшиеся браки, деньги, растраченные в попытке найти лекарство или хотя бы то, что смягчило бы последствия.
Может, я оказалась бы в каком-нибудь государственном предприятии, которое дает работу калекам, если бы не два больших везения. Первое — удар молнии не только кое-что у меня отобрал, но и оставил то, чего у меня раньше не было: странную способность находить мертвецов. И второе — у меня был Толливер, который заставил мое сердце снова биться после удара молнии. Толливер, который верил в меня и помогал мне развивать мои новые неприятные навыки, превращая их в способ зарабатывать на жизнь.
Я спала всего минут тридцать или даже меньше, но когда проснулась, Манфред исчез. Толливер вернулся, и солнце скрылось за облаками. Было почти полдвенадцатого, судя по большим часам на стене, и я слышала, как в коридоре едет тележка, на которой развозят обед.
— Толливер, — окликнула я, — помнишь то время, когда мы отправились за рождественской елкой?
— Да, в тот год, когда мы все стали жить вместе. Твоя мама была беременна.
Трейлер, где мы тогда жили, был набит битком: Камерон и я — в одной комнате, Толливер и его брат Марк — в другой, отец Толливера и моя беременная мать — в третьей. Прибавьте к этому нескончаемый поток то и дело приходивших и уходивших гнусных друзей наших родителей.
Но мы, дети, решили, что у нас должна быть елка, и, поскольку родителям было на такое плевать, отправились сами раздобывать ее. На краю леса, окружавшего стоянку трейлеров, мы нашли маленькую сосенку и срубили ее. Из помойки мы вытащили брошенную подставку, и Марк починил ее, поэтому наша затея удалась.
