осознала, что говорю вслух.
— Ох, — вздохнула жизнерадостная, уютная женщина. — Вы тоже видите их.
— Да, — ответила я, не на шутку испугавшись.
— Я считала, что я одна такая.
— Не думаю, что нас много, — сказала я. — Это помогает вам в работе?
— Когда они уходят, как и следует уходить, — отозвалась Кледа. — Если я вижу, что душа медлит, я приглашаю пастора, чтобы он помолился. Иногда это срабатывает.
— Мне следует это запомнить, — прошептала я. — Хорошо. Позвольте мне заняться делом.
Я закрыла глаза — это не было необходимым, но помогало — и, чтобы получить как можно лучшее впечатление, положила руку на мешок. Я чувствовала под мешком холодное тело.
«Мне так плохо, я так устала… Где Манфред? Что здесь делает этот человек? Смотрит на меня. Так устала… Спать».
Я распахнула глаза и встретилась взглядом с полными любопытства голубыми глазами директора похоронного бюро.
— Естественная смерть, — констатировала я.
Это не являлось убийством, если кто-то просто стоял и наблюдал. Я не почувствовала, что к Ксильде кто-то прикасался, не почувствовала никаких других контактов. Кто-то, какой-то мужчина, наблюдал за Ксильдой в ее последние моменты, но это вряд ли было удивительным. Это мог быть доктор или медбрат. Невозможно было сказать, кто именно. Однако картинка, которую я увидела, вызывала озноб: кто-то спокойно и бесстрастно наблюдал, как Ксильда умирает. Не оказывал помощи, не вмешивался, ничего.
— Ох, хорошо, — заметила Кледа. — Уверена, что семья будет рада об этом узнать.
Я кивнула.
Черный мешок вернулся в транзитную комнату.
В грустном молчании мы вернулись вдоль парковки, прошли по коридору и покинули похоронное бюро через переднюю дверь.
— Думаю, вы подготовились к огромной работе, — сказал Толливер. — Когда тела… подростков… вернут родственникам.
Я не сомневалась, что он собирался сказать «жертв».
— Да, сэр, мы будем очень заняты, — согласилась Кледа Хамфри. — Один из тех мальчиков — мой племянник. Его мама, жена моего брата, практически не может заставить себя подниматься с постели по утрам. Одно дело — когда кого-то хватают и убивают. Это уже достаточно плохо. Но знать, что твой сын несколько дней был жив и все это время его зверски истязали и использовали так противоестественно… Она просто убита.
На это вообще не существовало обнадеживающего ответа, потому что я думала, что она совершенно права. Знать, что тот, кого ты любишь, был изрезан, обожжен, изнасилован, — это делало сам факт его смерти куда хуже, и с этим ничего нельзя было поделать. Я всегда считала, что мою сестру Камерон изнасиловали, прежде чем убить, хотя у меня никогда не было доказательств этого. И просто воображать, что такое могло произойти, было ужасно. Я считала сам акт изнасилования противоестественным, вне зависимости от воли жертвы. Но в такое напряженное время, как это, некогда было обсуждать подобный вопрос.
— Нам очень-очень жаль, — сказала я.
— Спасибо, — с достоинством ответила Кледа Хамфри, и мы ретировались.
— Она очень достойная женщина, — заметил Толливер, когда мы сели в машину. — Вероятно, самая мягкая из всех работников похоронного бюро, с которыми мы имели дело.
Это было чистой правдой.
— Похоже, она восприняла нас как нечто само собой разумеющееся, — сказала я.
— Приятно для разнообразия.
Я кивнула.
Пастор Доук Гарланд остановил на парковке свой скромный «шевроле» как раз тогда, когда Толливер вставил ключ в зажигание. Пастор приблизился к нашей машине, поэтому Толливер повернул ключ и нажал на кнопку окна.
— Здравствуйте еще раз, — сказал Доук, наклонившись, чтобы посмотреть на нас.
— Чем вы занимаетесь? — спросила я, надеясь, что он не спросит нас насчет нашего визита в «Покойся с миром».
— Ну, одно из тел уже вернут завтра, Джеффа Макгроу, поэтому я здесь, чтобы поговорить с Кледой о поминальной службе. Думаю, нам понадобится дополнительное регулирование движения, поэтому я уже побывал в управлении шерифа. Думаю, что Кледе нужно подготовиться к дополнительным визитам вечером.
— Это должны снять с ваших плеч, — заметил Толливер. — Приближается много поминальных служб.
— Что ж, я не был священником всех этих мальчиков, — ласково улыбнулся Доук. — Но вся община явится на каждые похороны, поэтому у всех нас трудное время. И может быть, мы его заслужили. Как такое могло произойти среди нас, а мы ничего не знали?
Меня мучил тот же самый вопрос.
— Не было ли это отчасти из-за бывшего шерифа, Эйба… э-э… Маддена? — спросила я. — Не было ли это из-за его политики притворяться, что мальчики сбежали, а не пропали и им грозит опасность? Похоже, он готов был взвалить на себя часть ответственности на мемориальной службе в тот вечер.
Доук Гарланд был застигнут врасплох.
— Может, мы не должны показывать ни на кого пальцем, — произнес он, но в его словах не было жара.
Похоже, он вообще не думал о роли Эйба Маддена в этой ужасной драме.
— Вы и вправду считаете, что он имеет отношение к случившемуся? — спросил священник.
— Конечно, — удивленно ответила я.
Я не знала Эйба Маддена. Мне не приходилось заботиться о его чувствах и репутации.
— Если он действительно вел себя по отношению к пропавшим мальчикам так, как я слышала, тогда, конечно, он имеет отношение к случившемуся. Возможно, если бы расследование пошло полным ходом, больше мальчиков ходили бы сейчас по земле.
— Но разве обвинения сделают случившееся более легким? — риторически спросил Доук.
Я решила ответить на риторический вопрос буквально.
— Да, сделают, для всех, кроме Эйба Маддена. Обвинять кого-то — это и вправду помогает людям чувствовать себя лучше, во многих отношениях. По крайней мере, судя по моему опыту. К тому же, если можно исправить поведение, которое приводит к такой проблеме, проблема может не повториться. — Я пожала плечами.
Может, так, а может быть, нет.
Надо отдать должное Доуку Гарланду, он не стал говорить банальности, как были склонны делать некоторые другие представители духовного сана. Он как следует обдумал мою идею.
— В этом немало смысла, — наконец произнес он. — Но вообще-то, мисс Коннелли, это все равно что назначить козла отпущения, которого били бы за наши грехи.
Я, в свою очередь, обдумала сказанное.
— Хорошо, в вашем высказывании тоже есть кое-что, — призналась я. — Но в случившемся все равно есть кого обвинять, и бывший шериф должен взять на себя хотя бы часть вины.
— Как он и сделал, — напомнил Доук Гарланд. — Вообще-то мне было бы неплохо заглянуть к нему. Может, он думает так же, как и вы.
Я задумалась: не пытается ли пастор, чтобы и я, в свою очередь, почувствовала себя виноватой? Но я не чувствовала вины. Мне не нравилось видеть подавленных людей, которых гнушаются остальные, но я знала по опыту, что каждый должен понести ответственность за свои действия, прежде чем сможет продолжать жить дальше.
Похоже, нам больше нечего было друг другу сказать. Я посмотрела на Толливера, приподняв брови, и тот произнес:
