– Догадываюсь, что из этой затеи ничего не вышло.
– Точно. Они до сих пор владеют все тем же рестораном, и, конечно, я отправилась именно туда. Там-то я и встретила Димитри.
– Димитри? – Я подумал, что она имеет в виду еще кого-то из родственников.
– Он там работает. И он с Итаки. Это еще одна причина, почему я здесь. – Алекс замолчала и несколько секунд смотрела на залив. Потом повернулась ко мне и печально улыбнулась. – Во всяком случае, в этом смысле у меня тоже ничего не получилось. Но раз уж я все равно оказалась здесь, то хотя бы попробую выяснить побольше о моей семье.
Я был не прочь узнать о Димитри подробнее, но не хотелось ее расспрашивать. Скорее всего он и был причиной ее грусти. Когда Алекс впервые упомянула его имя, стало понятно, что рана еще не затянулась. Темнело, и девушка напомнила мне, что ей нужно еще добраться до мастерской, где она брала мотороллер, поэтому я расплатился, и мы поехали. Большую часть дороги в Вафи она молчала, только изредка расспрашивая обо мне. Я рассказал ей, что мой отец живет на острове и что я приезжал к нему в гости. Она оживилась, когда я сказал, что он археолог. Мне не хотелось говорить, что он умер, чтобы не вызвать ненужное сочувствие. Вместо этого мы немного поговорили о Гомере, творения которого она читала, когда училась в школе. Приключения Одиссея она знала намного лучше меня и удивилась, узнав, что последние двадцать пять лет отец искал храм Афродиты.
– Я и не предполагала, что Одиссей существовал на самом деле, – сказала она. – Всегда думала, что он вымышленное лицо. Учительница в школе объясняла нам, что Одиссей является олицетворением жизни. Его скитания и борьба за возвращение домой символизируют поиски истинных жизненных ценностей. Семья, дом и все такое.
– Возможно, Гомер смешал вместе факты и вымысел, – возразил я, – но, по мнению некоторых экспертов, Одиссей – вполне реальное лицо.
Добравшись до Вафи, я отвез Алекс к мастерской, затерявшейся в узенькой улочке неподалеку от главной площади, и остался ждать в машине, пока она разговаривала с владельцем. Через окно мне было видно, что из-за плохого английского хозяина мастерской Алекс никак не удавалось объяснить ему, где она оставила мотороллер. Хозяин только почесывал голову и пожимал плечами. Наконец девушка догадалась вытащить карту, и он, заулыбавшись, энергично закивал.
Выйдя из мастерской, Алекс обратилась ко мне:
– Теперь вы можете не ждать: он собирается дать мне другой мотороллер.
Возникла неловкая пауза. Я понимал, что мне сделали намек уезжать, но в то же время я хотел снова увидеться с ней.
– Сколько времени вы собираетесь провести на Итаке? – спросил я.
– Пока не знаю.
– Мы можем встретиться – посидеть в кафе или еще что, – предложил я.
– Честно говоря… – Но я так и не узнал, что же она собиралась сказать. – С удовольствием. Но…
– Понимаю, – ответил я, догадываясь, о чем она думает.
Трудно выразить словами, что произошло между нами. Возникло какое-то понимание, что мы оба, каждый по-своему, брошены на произвол судьбы. И еще я чувствовал себя ее заступником, а она, возможно, чувствовала себя в безопасности рядом со мной. Но было и нечто большее, несмотря на некоторую неуверенность и осторожность с обеих сторон. Этот момент захватил нас врасплох.
Отъезжая, я посмотрел в зеркало заднего вида: Алекс, глядя мне вслед, все так же стояла возле мотороллера. Я помахал ей, и она подняла руку в ответ.
6
К тому времени, когда я вернулся, Ирэн уже была дома. Она сообщила мне, что разговаривала с местным священником и похороны состоятся через два дня. Позднее мы сидели за бокалом вина на террасе и смотрели, как за горы Кефалонии на другой стороне пролива заходит солнце. Подняв облако пыли, к дому подъехал белый «мерседес». Шофер открыл дверь салона, и его пассажир, взглянув на террасу, поднял в приветствии руку:
– Kalimera, Ирэн.
Он был высоким и худым, с большой лысиной, окаймленной седыми волосами. Он с интересом посмотрел на меня и расплылся в дружеской улыбке.
– Вы похожи на своего отца. Kalos-ton Итака, Роберт. Хотелось бы мне приветствовать вас при более счастливых обстоятельствах.
Ирэн встала ему навстречу, когда он поднимался по ступеням. Она протянула ему руки и, когда он взял их в свои, поворачиваясь ко мне, сказала:
– Роберт, хочу представить тебе Алкимоса Каунидиса. Алкимос и твой отец были большими друзьями.
Каунидис расцеловал Ирэн в обе щеки, а потом протянул руку мне:
– Могу я выразить свои соболезнования? Ваш отец, Роберт, часто говорил о вас. Надеюсь, вы не против, если я буду вас так называть? У меня такое чувство, как будто я уже давно знаю вас.
– Конечно.
Мы пожали друг другу руки, затем он снова повернулся к Ирэн.
– А как ты, Ирэн? Iste kala?
– Ime entaxi, – ответила она. – Все в порядке.
Каунидис присоединился к нам, и Ирэн приготовила ему стакан подслащенного ледяного кофе и еще один – его шоферу, который курил в тени у машины. Каунидис и Ирэн обсуждали предстоявшие похороны, а затем гость стал вспоминать о моем отце и о времени, которое они проводили вместе. Он рассказал, как однажды они уплыли на один из ближних островов, ныряли там у рифа неподалеку от берега, а потом весь вечер пили в таверне.
– Твой отец взобрался на стол, чтобы спеть нам песню, хотя многие просили его пощадить нас. Но он и слушать ничего не хотел: спел всю балладу до конца, но, когда дошел до самой ее трогательной части, потерял равновесие и свалился на пол. – Каунидис покачал головой и засмеялся. – Слушатели аплодировали, хотя вряд ли в знак признания певческого таланта Джонни.
Я с трудом сумел совместить этот разухабистый образ моего отца с тем, который мне был знаком.
– Похоже, вы видели отца таким, каким я не видел его никогда, мистер Каунидис, – заметил я.
– Да, я неплохо знал его. Ваш отец, Роберт, часто говорил о вас, хотя, конечно, мне известно, что ваши отношения были далеко не самыми теплыми, – тактично добавил он.
– Наверное, можно и так сказать.
– К сожалению, такое иногда бывает между отцами и сыновьями. Ваш отец любил вспоминать о времени, когда он был счастлив. Если мне память не изменяет, он рассказывал, что когда вы были совсем маленьким, то часто ездили с ним в археологические экспедиции по Англии.
– Давно это было.
– Время меняет многое. Ваш отец жалел, что, оставаясь на Итаке, не мог узнать вас получше. Но он любил этот остров.
– Если он сам говорил вам это, – презрительно хмыкнул я, – то боюсь, вы заблуждаетесь. Причина, по которой мы плохо знали друг друга, не имеет ничего общего с тем, что он решил жить здесь. Скорее это произошло потому, что, уехав из Англии, он в своих интересах забыл о существовании ребенка. Я почти два года не получал от него никаких известий. Для мальчика это очень большой срок, мистер Каунидис.
– Роберт, пожалуйста, не надо, – прервала меня Ирэн.
Я поднял руки, шутливо сдаваясь:
– Знаю, что не похож на горюющего сына, но правда есть правда: у отца был талант искажать некоторые вещи.
– То, что пережил в Англии твой отец, сильно повлияло на него, – сказала Ирэн. – Ему понадобилось много времени, чтобы оправиться.
