Голос стал хриплым, ее трясло. Я села на край кровати, переживая ее ужас. Айви затихла, и я ждала. Лица ее мне было не видно – но я боялась на него смотреть.
– А потом мне не нужно было думать, – сказала она, и меня потряс ее ровный голос. – Наверное, я потеряла сознание на секунду, я хотела этого – силы и страсти. Он так стар. Я его стащила на пол и села на него верхом. Я взяла все, что у него было, а он прижимал меня к себе, побуждая идти глубже, выпить больше. И я взяла это, Рэйчел. Я взяла больше, чем надо было. Он должен был меня остановить, но дал мне взять все.
Я не могла шевельнуться, пригвожденная ужасом.
– Кист пытался нас остановить. Пытался встать между нами, просил Пискари, чтобы тот не давал мне брать слишком много, но с каждым глотком я все больше и больше от себя теряла. Кажется… кажется, я Киста ранила. Сломала ему… я только помню, что он ушел, а Пискари… – тихий полный удовольствия звук сорвался у нее с губ, когда она снова повторила его имя: – …Пискари притянул меня обратно. – Она сладострастно пошевелилась под черными простынями. – Он ласково приложил к себе мою голову, прижал меня теснее, чтобы убедить, что он хочет меня, чтобы я увидела, что ему еще есть что отдать.
Ее сотрясало тяжелое дыхание, она свернулась в тугой узел – удовлетворенная любовница превращалась в избитого ребенка.
– Я взяла все. Он дал мне взять все. Я знала, зачем он это делает, и все равно взяла.
Она замолчала, но я знала, что она еще не договорила. Мне не хотелось слышать ни слова больше, но я знала, что она должна это сказать – или постепенно сама себя с ума сведет.
– С каждым глотком я чувствовала, как растет его голод, – шептала Айви. – Его отчаянное желание. Я знала, что будет, если я не остановлюсь, но он сказал, что можно, что все хорошо, и так давно этого не было! – почти простонала она. – Я не хотела переставать. Я знала, что будет, и не хотела переставать. Моя вина.
Обычная фраза жертв изнасилования.
– Нет, не твоя, – сказала я, кладя руку на прикрытое одеялом плечо.
– Моя, – возразила она, и я отодвинулась, когда в ее голосе прозвучали низкие сладострастные нотки. – Я знала, что случится. И когда я взяла все, что у него было, он попросил свою кровь обратно – я знала, что так будет. И я отдала ему ее – хотела отдать и отдала. И это было чудесно.
Я заставила себя дышать.
– Прости меня Боже, – шептала она, – я ожила! Я три года не жила. Я стала богиней. Я могла дарить жизнь. Я могла ее отбирать. Я видела его такого как есть, и хотела быть такой, как он. И его кровь горела во мне, будто была моей, его сила стала совсем моей, и мощь его – совсем моей, и меня жгло безобразной и прекрасной правдой его существа, и он попросил меня стать его наследником. Он попросил меня занять место Кистена, сказал, что ждал, чтобы я поняла, что это значит, и только теперь мне это предлагает. А когда я умру, стану ему равной.
Я поглаживала ее по голове, и у нее закрылись глаза, прекратилась дрожь. На нее наваливалась сонливость, лицо становилось спокойным, пока ум прокручивал этот кошмар, ища способ как-то с ним жить. Я подумала, не связано ли это как-нибудь с рассветом, уже озарившим небо за ее шторами.
– Я пошла к нему, Рэйчел, – прошептала она. Бледные губы потихоньку обретали цвет. – Я пошла к нему, и он впился в меня, как дикий зверь, а я была рада боли. Зубы его были Божьей истиной, врезающейся мне в душу. Он терзал меня, потеряв самообладание от радости, что получает обратно свою силу, отдав ее мне так запросто. И я плыла в этой радости, хотя он почти раздавил мне руки и разорвал шею.
Я заставила себя продолжать ее гладить.
– Это было больно, – вдруг прошептала она по-детски, и веки у нее задрожали. – Ни у кого нет столько вампирской слюны, чтобы преобразовать такую боль, и он лакал мое страдание и муку так же, как лакал мою кровь. Я хотела дать ему больше, доказать ему свою верность, что я, хотя и подвела его, не укротив тебя, все равно буду его наследником. Секс улучшает вкус крови, – сказала она еле слышно. – Гормоны делают ее слаще, и потому я открыла себя ему. Он сказал «нет», хотя и стонал от желания, сказал, что может убить меня по ошибке. Но я заводила его, пока он уже не мог остановиться. Я этого хотела. Хотела даже когда было больно. Он взял все, и вызвал у нас оргазм как раз когда меня убил. – Она задрожала, закрыв глаза. – Бог мой, Рэйчел, я думаю, он убил меня.
– Ты не мертва, – прошептала я, но со страхом, потому что не была в этом уверена. Но ведь мертвая она не могла бы находиться в церкви? Разве что она еще в переходном состоянии. Время, за которое менялась биохимия, не было четко ограничено. Какого черта я тут делаю?
– Я думаю, он меня убил, – повторила она, и голос ее поплыл – она засыпала. – Я думаю, я сама себя убила. – Совсем детский голос, и веки затрепетали. – Рэйчел, я умерла? Ты не присмотришь за мной? Чтобы солнце меня не сожгло, пока я сплю? Ты меня посторожишь?
– Тс-с-с, – прошептала я в страхе. – Спи, Айви.
– Я не хочу быть мертвой, – бормотала она непослушными губами. – Я сделала ошибку, я не хочу быть наследником Пискари. Я хочу здесь остаться, с тобой. Можно мне с тобой? Ты меня посторожишь?
– Тише, тише, – приговаривала я, поглаживая ее по волосам. – Засыпай, засыпай.
– От тебя хорошо пахнет… как апельсины, – прошептала она, и у меня сильнее забился пульс, но зато я хотя бы не пахла, как она. Моя рука двигалась и гладила ее, пока она не стала дышать глубоко и медленно. Интересно, прекратится ли дыхание, когда Айви заснет. Я уже_не^знала, живая ли она.
Мой взгляд упал на цветное окно, где уже брезжил намек на восход. Солнце скоро взойдет, а я не знала ничего насчет того, как превращаются вампиры, кроме того, что им нужно быть на шесть футов под землей или в комнате без окон. И еще – что на следующем закате они встают голодные.
Я подошла к коробке с украшениями у нее на комоде, где лежал ее браслет «на случай смерти», который она отказывалась носить. У Айви была хорошая страховка. Если я позвоню по номеру, выгравированному на этой серебряной ленте, «скорая» приедет за гарантированные пять минут, Айви засунут в отличную темную дыру в земле, чтобы она оттуда вылезла после захода солнца возрожденной красивой нежитью.
У меня жгло в животе, когда я поднялась и пошла к себе за своим крестиком. Если она мертва, то
