Хороший, плохой, неживой

Пикси вспорхнул на плечо Ника, разглядывая огоньки приборной панели.

– Классная машинка.

– Спасибо.

– Все родное?

Ник на секунду отвел глаза от хвостовых огней впередии-дущей машины.

– Нет, с наворотами.

Крылья Дженкса слились в круг, потом остановились.

– И сколько ты из нее выжимаешь?

– Сто пятьдесят миль в час – с азотом.

– Черт! – восхищенно выругался пикси и снова устроился на зеркале заднего вида. – Шланги проверь, я утечку чую.

Ник покосился на чумазый рычаг под панелью, явно не заводской установки, и снова стал смотреть на дорогу.

– Спасибо, а то я гадал.

Он медленно приоткрыл щель в окне со своей стороны. Я хотела было спросить, но передумала. Нечего в мужские разговоры лезть.

– Ну-ну, – протянул Дженкс. – Едем к твоей мамочке?

– Ага, – кивнула я. – Хочешь за компанию?

Он подлетел на дюйм – мы налетели на колдобину – и повис, скрестив ноги в воздухе. – Ага, спасибо. У нее как раз наверное гибискус цветет. Она не возразит, если я возьму немножко пыльцы?

– А ты у нее спроси.

– Так и сделаю. – Он ухмыльнулся. – А ты бы закрасила этот красивый засос.

– Дженкс! – воскликнула я, прикрывая шею рукой. Совсем забыла.

У меня краска бросилась в лицо, когда Ник с Дженксом переглянулись так по-идиотски, по-мужски. Ей- богу, мне показалось, что я в пещере. Моя пометить та женщина, и твоя, Клург, не тянуть к ней эта волосатая лапа.

– Ник, – взмолилась я, остро ощущая отсутствие сумки. – Одолжишь мне денег? Мне надо заехать в магазин амулетов.

Если есть что-то, что смущает меня больше, чем покупать чары для цвета лица, так это покупать их с засосом на шее. Тем более когда почти все владельцы магазинов меня знают. Поэтому я приняла решение в пользу самостоятельности и попросила Ника заехать на заправку. Конечно, полка с амулетами возле кассы была пуста, и пришлось мне мазать шею обычной косметикой. «Кавергерл», ага? Не верьте рекламе. Ник сказал, что все нормально, но Дженкс хохотал так, что у него аж крылья покраснели. Он сидел на плече у Ника и трепался о достоинствах девушек-пикси, которых он знал до встречи с Маталиной, своей женой. Причем трепался этот скабрезный пик-си всю дорогу до окраины Цинциннати, где живет моя мама, пока я поправляла косметику перед зеркальцем машины.

– Налево по этой улице, – сказала я, вытирая пальцы друг о друга. – Третий дом справа.

Ник молча остановился перед домом. Фонарь на крыльце для нас зажгли, и я поклясться могу, что видела, как шевельнулась занавеска. Я здесь не была месяца полтора, и дерево, которое я посадила над прахом отца, уже желтело. Развесистый клен почти закрыл гараж за двенадцать лет, что рос на этом месте.

Дженкс уже вылетел из открытой дверцы Ника, и сам Ник тоже собрался выходить, но я тронула его за руку.

– Ник?

Его остановил мой встревоженный тон, и он подался назад по истертой обивке. Я убрала руку, уставилась в собственные колени.

– Ник, я хотела бы заранее за маму извиниться – до того, как ты ее увидишь, – произнесла я одним духом.

Он улыбнулся, длинное лицо смягчилось. Он потянулся ко мне и чмокнул в щеку.

– Мамы – это ужас.

Он вылез, и я с нетерпением ждала, пока он обойдет машину и откроет мне дверцу.

– Ник, я серьезно. Она малость тронутая. Смерть папы ее действительно подкосила. Она не психопатка там или что, но не думает, что говорит. Что на уме, то и на языке.

Напряженное лицо его разгладилось:

– Так поэтому только я еще с ней не знаком? Я думал, дело во мне.

– В тебе? – спросила я, не понимая, и тут же внутренне вздрогнула. – Ах, это! Человек и ведьма, – сказала я тихо, чтобы ему не пришлось этого говорить. – Нет.

На самом деле я об этом просто забыла. Вдруг занервничав, я поправила волосы и потянулась рукой за отсутствующей сумкой. У меня замерзли ноги, и шлепанцы шлепали по ступеням неуклюже и громко. Дженкс кружил возле фонаря на крыльце огромной ночной бабочкой. Я позвонила в дверь и встала рядом с Ником. Господи, пусть сегодня будет у нее хороший день.

– Хорошо, что не во мне дело, – сказал Ник.