— Подумай об этом. Разве не разумнее вначале добиться признания среди друзей, чем сразу отправляться в большой город, где тебя никто совсем не знает, да и сама никого не знаешь? Зачем же рисковать, соревнуясь с какими-то сомнительными личностями, надеясь только на свой талант, ведь там могут запросто обворовать и обмануть тебя? С нами ты, по крайней мере, будешь в безопасности.
Пичес энергично закивала головой.
— И уж если тебе удастся сделать себе имя в Орегоне и его окрестностях, то ты сможешь отправиться в Сан-Франциско и взять этот город штурмом. Совершить действительно королевский въезд, как королева на своей коронации.
— Что ты об этом думаешь, Джейд? Ты поедешь? — спросила Мэвис. — Я слышала, Орегон такой же зеленый и красивый, как Ирландия, только еще лучше. Богатый, прекрасный, ожидающий нас.
— Поеду, если Блисс тоже поедет, — согласилась Джейд, бросив взгляд на молодую женщину, которая стала ее ближайшей подругой.
— О, тогда все в порядке, — подхватила Блисс. — После ухода Веры меня ничто больше не держит в Ричмонде. Ты можешь положиться на меня.
— И я тоже поеду, — сказала Лизетт. — А как ты, Фэнси?
— Думаю, поеду, но меня бросает в дрожь от одной только мысли о путешествии в фургонах. На это путешествие может уйти несколько месяцев, — заметила Фэнси. — В пути нам могут встречаться горы, индейцы и еще Бог знает что. Если мы решимся, то не лучше ли отправиться туда на корабле, так мы доберемся быстрее.
— Вы можете плыть на корабле, если хотите, но что касается меня, то я лучше сварюсь в кипящем масле, чем ступлю ногой на борт корабля, — заявила Джейд, ее южный протяжный выговор звучал странно в сочетании с ирландским акцентом. — Я лучше пойду в Орегон пешком, чем поплыву туда.
Лизетт согласилась, слегка пожав плечами.
— Зеленый не мой любимый цвет. Я голосую за фургон или за поезд. А почему мы не можем поехать на поезде или на дилижансе?
— Не думаю, что поезда ходят так далеко, — сказала Мэвис, — и я не представляю, как мы все вместе с нашим багажом поместимся в дилижанс. В любом случае, мы пытаемся поставить телегу перед лошадью. Сначала я должна переговорить с моим клиентом и выяснить, сможем ли мы заключить сделку. Затем, если все получится, нам нужно будет встретиться с адвокатом относительно наследства Веры.
— Договорись о времени, и я пойду вместе с тобой, — предложила Лизетт. — Между нами говоря, я уверена, что вдвоем мы сможем найти способ убедить твоего джентльмена уступить нам свое место за сходную цену, мы также хорошо сможем все уладить и с адвокатом — и оставить им обоим приятные воспоминания о наших переговорах.
Мэтт погрузил следующий тяжелый деревянный ящик в глубину фургона и выпрямился, чтобы стереть со лба пот. Его взгляд скользнул по зеленеющим полям и остановился на большом белом здании, которое они с Синтией называли своим домом. Только на прошлой неделе он подписал последние бумаги о продаже собственности. На этой неделе он практически без сожаления распродал большую часть мебели, на приобретение которой Синтия потратила столько времени и денег. Завтра он оставит все это позади — опустевшие гулкие комнаты, живописные сады и мучительные воспоминания, которые, казалось, цеплялись даже за стены этого места.
Он был рад, что уезжает. Сбегает, если говорить правду. Его друзья и прихожане были бы шокированы, если бы узнали, с каким облегчением он отрясает со своих ног пыль Джорджтауна. Это те, кто считал, что понимает его, кто полагал, что боль потери Синтии была просто невыносимой для него, что оставаться там, где они жили вместе, для него слишком тяжело.
Мэтт не собирался вносить коррективы в это ошибочное заключение. Хотя он наставлял других на их жизненном пути, сам он оставался довольно скрытным человеком, не посвящал других в свои проблемы, не раскрывался до конца перед своими друзьями. Кроме того, ради чего рассказывать каждому правду о Синтии и ее ребенке? Неужели эго уменьшит его чувство вины и унижения от провала его собственного брака? Пусть все они продолжают верить, что Синтия была чудесной и любимой женой. Что это измени г? Особенно теперь, когда он освободился от их искреннего сочувствия и будет далеко от тех, кто постоянно, хотя и бессознательно, воскрешал в нем эти унизительные и жалкие воспоминания.
Конечно, некоторые из его знакомых и прихожан тоже о оправлялся в это путешествие к Орегону, но Мэтт надеялся, что скоро все они будут захвачены новыми планами и приключениями и меньше — прошлым. Тогда, возможно, он сможет начать забываться. Воспоминания отступят. И он сможет разобраться в своей жизни. Сотрутся воспоминания о несчастливом союзе с Синтией и тех грубых словах, которыми они обменялись в тот злополучный день. Легче станет чувство вины, которое он наложил на себя за смерть ее ребенка, которого все считали его ребенком.
Мысли Мэтта обратилась к другому дому в Кентукки, который он тоже вскоре оставит позади, — ферме возле Фрэнкфорта, где его родители вырастили его и его брата Джордана.
Однако он не мог расстаться с этой фермой и заключил договор об аренде с соседом-фермером на неопределенный срок. Здесь были похоронены родители, а с одной стороны от их могилы стоял более поздний памятник, хотя никто не покоился в земле под могильным камнем, на котором было написано имя его брата.
Уже около трех лет Мэтт упрямо отказывался верить, что его брат мертв. Все это время он хранил надежду, что Джордан появится самым чудесным образом, хотя война между штатами закончилась два года назад и все еще не пришло ни одного слова ни отчего брата, ни из его армии. Если Джордан был убит в сражении, то никто не знал, как это произошло, где и когда. В то время, как Джордан пропал, на территории Джорджии шли жестокие бои. Его тело так и не было найдено. Вероятнее всего, он был похоронен в какой- нибудь безымянной могиле, как и многие из его товарищей.
Для Мэтта неизвестность была самым худшим — ожидание, молитвы и надежды, и наконец он с сожалением признал, что больше никогда не увидит своего брата в этой жизни.
Только в прошлом месяце с тяжелым сердцем он положил могильный камень Джордана рядом с могилой своих родителей и произнес прощальную речь. Но даже сейчас он не смог продать эту землю, где-то в глубине его души теплилась маленькая искорка надежды, которую он не собирался гасить.
Детский смех прервал его мрачные мысли, и Мэтт посмотрел на ребятишек, весело игравших на солнечной лужайке. Осталось только пять сирот, которым он не смог подобрать хорошего дома, и они отправятся вместе с ним в далекое путешествие на запад. Улыбка скользнула по его губам и засветилась в глазах, пока он наблюдал, как они, точно веселые щенки, кувыркались в траве. Именно это давало ему силы для жизни, несмотря на всю боль и страдания. Видеть эти детские радостные лица, надежду и любовь, которые светились в их глазах, это и было для Мэтта величайшей наградой на земле.
Эти обездоленные малыши, да и другие, подобные им, стали причиной, по которой Мэтт окончательно решил оставить свой церковный приход и отправиться в Орегон. Он собирался основать там сиротский приют, следуя тому плану, который Бог вложил в его сердце, и пустить корни в свежей и богатой почве, где его мечты и мечты этих детей могли бы расти и процветать. Вместе они начнут новую жизнь на новой земле.
Джейд стояла на платформе железнодорожной станции, охваченная сильным волнением. Через несколько минут она вместе со своими подругами сделает первый шаг в путешествии к Орегону. Как только дом Веры был продан и наследство поделено поровну, половина девушек отказалась от поездки на запад.
Оставшиеся шестеро — Джейд, Мэвис, Фэнси, Пичес, Лизетт и Блисс — собрались в Орегон.
Им также пришлось убедить Билли поехать вместе с ними по целому ряду причин. Он был им нужен не только для того, чтобы играть на пианино, когда они доберутся до места и откроют там свой новый танцевальный салон, и для выполнения тяжелой мужской работы, но еще Билли просто должен был сопровождать их как мужчина. По словам клиента Мэвис, женщин, путешествующих без мужчин, не слишком приветствовали. Без сомнения, необходимо, чтобы с ними ехал мужчина, предположительно для защиты, хотя девушки сомневались, что на слабого и скромного Билли можно будет положиться в этом качестве. Им придется рассчитывать на свой женский острый ум и волю, чтобы позаботиться о самих себе.
