рассвете девятнадцатого января все англичане ушли. Новый Орлеан словно обезумел от радости. По окончании парада, на котором генерал Джексон и Жан Лафит были провозглашены героями, на главной площади в честь одержанной победы состоялся грандиозный бал.
Шли дни, но жители города никак не могли успокоиться, столь бурно и неумеренно проявляя свой восторг, что к концу января генерал Джексон вновь был вынужден объявить в Новом Орлеане военное положение. Все вокруг только и говорили, что о мирном договоре, переговоры о заключении которого начались, по слухам, еще в конце декабря, до сражений в Новом Орлеане. Однако генерал оставался тверд, отказываясь смягчить введенные им ограничения. Когда еще одна неделя прошла без всяких изменений, Рид обратился к генералу с просьбой об аудиенции.
— Сэр, — начал он, войдя в кабинет генерала, — я почтительно прошу вашего разрешения покинуть Новый Орлеан.
— А какие у вас основания считать, капитан Тейлор, — сказал резко Джексон, — что я сделаю для вас исключение?
Рид старался сдержать мгновенно вспыхнувшую в нем ярость.
— Вы вновь объявили военное положение, дабы восстановить порядок в Новом Орлеане. — Рид посмотрел генералу прямо в глаза. — Но с этим вполне могут справиться ваши люди. Так что в присутствии моих людей, которых к тому же ничто не связывает с этим городом, нет никакой необходимости. Они не знают, куда деть себя от скуки, и я боюсь, это может в конце концов привести к взрыву.
— Вы хотите сказать, — Джексон лукаво улыбнулся, — что если я позволю вам вместе с вашими людьми уехать, это облегчит мою задачу?
— Так как англичане больше не представляют угрозы и мирный договор или уже подписан, или же будет подписан в ближайшем будущем, то да.
Задумчиво прищурившись, Джексон поднялся.
— Отправляйтесь. Черт с вами! — проворчал он и, когда Рид был уже на пороге, добавил: — Благодарю вас, капитан Тейлор, за вашу помощь. Вы один из тех людей, которых неплохо иметь рядом в трудную минуту.
В устах старого вояки это был исключительный комплимент, и Рид, понимая это, ответил:
— Это большая честь для меня, генерал.
С этими словами он, отсалютовав Джексону, вышел.
Стремясь уехать, пока генерал не передумал, Рид, не мешкая, начал готовиться к отплытию. В день, когда он должен был покинуть Новый Орлеан, на пристань проводить его пришли Жан с Домиником.
Доминик, попрощавшись и пожелав Риду удачи, протянул письмо для Изабел.
— Скажи ей, что я приеду за ней сразу же, как только смогу.
— Я все передам, — несколько чопорно ответил Рид.
Жан протянул ему на прощание руку.
— Мне хотелось бы, чтобы между нами было все по-другому, Рид. Ведь когда-то мы с тобой были добрыми друзьями.
Обменявшись с Жаном рукопожатием, Рид спросил:
— Чем ты намерен теперь заняться, Жан? Будешь отстраивать Гранд-Тер?
Жан широко улыбнулся:
— Нет. Клэборн опять начал приставать, и потом, я вряд ли, судя по всему, скоро получу от американского правительства обещанные деньги за свою помощь. Так что я решил уехать отсюда.
— И куда? — поинтересовался Рид.
— Присмотрел я тут один островок, который, думаю, идеально подойдет мне в качестве новой базы. Недалеко от побережья Техаса. Называется Галвестон, или Змеиный остров. — Жан криво усмехнулся. — Похоже, в жилах у меня течет кровь корсаров. Не могу представить себе жизни без качающейся под ногами палубы. Слишком долго я досаждал англичанам и испанцам, чтобы отказаться сейчас от всего этого.
— Ну что ж, желаю успеха в твоих делах, Жан, — сказал Рид и с удивлением почувствовал, что говорит это искренне.
— А я тебе.
— Прощай, Жан.
По прибытии домой Рид был ошеломлен тем, как раздалась Кэтлин. За какие-нибудь два месяца ее тело стало просто огромным. Она не могла без посторонней помощи ни встать, ни лечь, и ее постоянно мучили невыносимые боли в спине.
Так как Кэтлин наотрез отказалась возвращаться в Чимеру, Риду пришлось переселиться в Эмералд- Хилл. Ему хотелось быть поблизости, когда родится ребенок, как на случай непредвиденных обстоятельств, так и для того, чтобы не давать повода для сплетен.
Какой-то звук разбудил Рида. Мгновение он лежал, прислушиваясь, в попытке понять, что это было. Он хотел вновь закрыть глаза, когда до него вдруг донесся еле слышный приглушенный стон. Он тут же повернулся на спину и посмотрел на белевшее рядом с ним на подушке лицо Кэтлин. В пробивающемся сквозь шторы лунном свете он заметил блеск ее зубов и прикушенную нижнюю губу.
— Кэт, — прошептал он нежно.
— М-м-м.
Он подождал пока схватка прошла.
— Как часто у тебя схватки?
— Откуда, черт возьми, мне это знать! Часы на другом конце комнаты, и я не сова, чтобы видеть в темноте на таком расстоянии!
Рид едва не рассмеялся, услышав ее ответ.
— Хотя бы приблизительно.
— Думаю, через каждые пять минут.
— Регулярно?
— Да.
— Черт возьми, Кэт! Почему ты не разбудила меня раньше? — Рид зажег лампу у кровати и окинул ее свирепым взглядом.
— Я вообще не собиралась тебя будить. И не вздумай посылать за врачом. Он лишь стоит рядом и сочувственно цокает языком, пока я выполняю всю работу, а потом присваивает себе половину славы. Пришли мне лучше Деллу.
Рид взялся за брюки.
— Пойду разбужу ее.
— Рид, подожди! — Кэтлин сбросила с себя одеяло. — Черт!
— В чем дело? — Рид бросил на нее встревоженный взгляд. — Кэт, я думаю, тебе лучше не вставать.
— Помоги мне, — простонала Кэтлин. — Мне нужно в туалет.
Рид посмотрел на нее с сомнением. Видя его колебания, Кэтлин, испустив тяжелый вздох, закатила глаза к потолку.
— Обещаю тебе, что не рожу там!
Он помог ей подняться с постели, но не успели они дойти до середины комнаты, как из нее хлынули воды.
— Слишком поздно, — выдохнула она и тут же согнулась от боли, так как началась очередная схватка.
Рид стоял рядом, осторожно поддерживая ее, пока боль не стихла, затем усадил в кресло.
— Не двигайся, пока я не приведу Деллу! — приказал он, направляясь к дверям.
— Но Рид! Я испачкаю обивку!
— Это всего-навсего кресло! Не волнуйся… и не шевелись!
Она слабо махнула рукой, выпроваживая его из комнаты.
Пришедшая вскоре Делла обмыла Кэтлин и, переодев ее во все чистое, вновь уложила в постель, после чего послала за Изабел и выдворила Рида из спальни. Ему ничего другого не оставалось, как только спуститься вниз в гостиную и нервно курить там, шагая из угла в угол.
Шесть долгих часов спустя, когда он стоял у окна гостиной, глядя на восход солнца, в Эмералд-Хилл