внимания.
Я не могла поверить. Возможно ли это? Неужели Билл разрешил ему изнасиловать собственную дочь? Что может быть хуже этого?
– Убирайся! – закричала я. – Убирайся! Ненавижу тебя! Не смей меня трогать!
Я отталкивала Фила, умоляя Бога остановить этот кошмар. Мои молитвы были услышаны. Кто-то постучал во входную дверь. Фил занервничал, я оттолкнула его, подбежала к двери и выскочила на крыльцо.
Стучал молочник: он пришел получить деньги за молоко. Как же я была счастлива его видеть! Он, видимо, догадался, что что-то не так.
– Что-то случилось? – спросил он, глядя на мою измятую одежду и красное лицо.
– Да, случилось… – начала было я, но тут вышел Фил. Он сказал, что все в порядке и что уже уходит.
Когда молочник ушел, я, шокированная произошедшим, заперла дверь. Меня трясло от страха, а ведь, по большему счету, ничего страшного не случилось. Мне и не такое приходилось терпеть. Тем не менее, хотя Филу и не удалось меня изнасиловать, я была вне себя от ужаса. Почему мужчины не могут оставить меня в покое? Почему все они домогаются меня?
Со многими молодыми людьми я рассталась, потому что на уме у них был только секс. Алистер же сразу сказал, что уважает меня и согласен подождать. Отчасти из-за этого я так его любила и полностью доверяла ему. Я вдруг почувствовала острое желание увидеться с ним. И, приведя себя в порядок, оделась и поехала к нему домой.
Едва взглянув на меня, Алистер сразу понял, что случилось что-то ужасное. Вообще-то я не собиралась ему ничего рассказывать, но в конце концов не смогла удержаться. Меня все еще трясло от страха и унижения. Я рассказала Алистеру, как Фил чуть не изнасиловал меня. Я рассказала ему все. Но, конечно, умолчала о том, что приставать ко мне ему разрешил Билл. Как я могла сказать такое? Как можно сказать, что родной отец дал другому мужчине разрешение насиловать тебя, как ему вздумается, что сам он насиловал меня почти всю мою жизнь?
Не медля ни секунды, Алистер вызвал такси, и мы поехали обратно ко мне, чтобы рассказать обо всем матери. Как же я этого боялась! Я ведь уже рассказывала ей про Билла, и ничем хорошим это не кончилось.
Следует заметить, что Алистер маме нравился. Он происходил из богатой и уважаемой семьи, принадлежал к высшему обществу. В общем, маму он вполне устраивал. Наконец-то я смогла ей хоть чем-то угодить. К тому же Алистер был очень красив, очарователен и сумел найти к ней правильный подход.
Когда родители вернулись, Алистер сказал, что хочет серьезно поговорить. Мама отправила отца с Анной в магазин купить сладости к чаю, а сама отвела нас в гостиную.
Нелегко было рассказать ей о том, что случилось, ведь Фил был ее приятелем, – но я смогла.
Алистер сильно разозлился и пообещал убить Фила.
Мама поняла, что лучше всего прикинуться возмущенной родительницей. Она встала из кресла и подошла ко мне.
– Всякий, кто обидит мою дочь, – сказал она твердо, – будет сурово наказан.
Я онемела от удивления. Это что-то новое! Что это вдруг на нее нашло?
– Я предпочла бы просто обо всем забыть, – сказала я, опасаясь, что при разбирательстве могут всплыть подробности, которые я хотела скрыть. – Пусть только он держится от меня подальше.
Но маму понесло. Внезапно проснувшийся материнский инстинкт заставил ее позвонить в полицию. Я была поражена.
Не она ли наорала на меня, когда я поведала ей о самом большом несчастье в своей жизни?
Не она ли в тот же вечер поцеловала моего насильника и заверила его, что не поверила ни единому моему слову?
Я еще не знала, что у мамы с Филом был роман, однако, вернувшись домой после неудавшегося изнасилования, он позвонил ей и сказал, что им нужно расстаться. То есть она уже была очень зла на него. Я всего лишь дала ей отличный повод отомстить бывшему любовнику. Как он смел ее бросить? Ему это дорого обойдется…
Я пыталась ее остановить, мне совсем не хотелось скандала, но тут приехала полиция. Полицейские отнеслись ко мне очень участливо. Среди них была женщина с ярко-рыжими волосами, которая сказала, что хочет поговорить со мной наедине. Она сразу же пояснила, что если мужчина заставляет женщину или девушку делать что-то, чего она сама не хочет, то это – серьезное преступление. И прибавила, что, будь я младше, преступление было бы еще серьезнее. Тут я заплакала. Она стала успокаивать меня и сказала, чтобы я не торопилась, а подробно рассказала ей обо всем, что произошло. Потом заверила, что упрячет моего обидчика за решетку.
Она-то думала, что я плачу из-за того, что со мной попытался сделать Фил. Она ошибалась.
Я плакала по той маленькой девочке, которая ничего не знала о законах, защищающих детей, и не осмеливалась никому рассказать о том, как над ней измываются.
Я рассказала женщине-полицейскому все про Фила, а она тщательно записала мои слова. Затем осмотрела меня. Все это время она успокаивала меня и обещала, что виновник будет наказан. Она обещала также поговорить со спасшим меня молочником, чтобы тот выступил на суде свидетелем обвинения.
Она была так добра ко мне, что я едва не рассказала ей всю правду. Мне хотелось признаться, что, по сравнению с тем, как меня насиловал дядя Билл на протяжении многих лет, это вообще ерунда. На самом деле Фил даже не успел потрогать меня
Несколько следующих недель я жила как в сказке. Дом был тот же. Семья та же. Собака та же. Только мама стала другой. Она и правда сильно изменилась. Не было больше ругани. Не было насмешек и издевок. Она стала добра ко мне и разговаривала со мной так, словно ей было не все равно, как у меня дела. Она впервые не кричала на меня, а говорила нормальным голосом.
Я пыталась привыкнуть к этой перемене. Поверить в нее. Разве не об этом я мечтала почти всю жизнь? Не этого хотела? Я пыталась убедить себя, что теперь так будет всегда. Но у меня не получалось. Я умела очень хорошо притворяться, поэтому легко отличала настоящие чувства от притворства. И сразу поняла, что мамы не хватит надолго. Она просто притворялась.
Скоро я убедилась в своей правоте. Уже через неделю состоялся суд над Филом. Это было ужасно. Его адвокат, утверждавший, что на самом деле Фил приставал ко мне с моего согласия, подверг меня перекрестному допросу. По его словам, я первая начала заигрывать с его подзащитным и совсем не возражала против знаков внимания, которые тот мне оказывал. Это заявление повергло меня в шок. Я начала было оправдываться, но судья остановил меня. Я не имела ни малейшего представления о том, как работает суд. Да и откуда ему было взяться, ведь я присутствовала на первом в своей жизни судебном заседании.
Затем выступили свидетели обвинения: молочник, мама и, наконец, Алистер. Как только он начал свою речь, в зале воцарилась тишина. Как всякий талантливый актер, он умел завладеть вниманием аудитории, к тому же он несколько раз прорепетировал выступление, словно это была одна из его ролей. Алистер не только говорил правду, но и был убедительным.
Слушание продолжалось два дня, и в конце концов Фила признали виновным в попытке и совершении сексуального нападения. Выяснилось, что ранее он уже привлекался за приставания, в основном к девушкам моего возраста.
Я никогда не забуду выражения лица его жены при оглашении приговора. Она явно не поверила ни единому моему слову и была уверена в невиновности мужа. Мне стало стыдно, особенно после того, как я заметила, что она ждет ребенка. Именно с учетом того, что его жена была беременна, суд приговорил Фила всего лишь к двум годам лишения свободы условно. Через несколько лет до меня дошли слухи, что его дочка родила близнецов и что отцом был сам Фил. Какой мерзкий тип!
Очень не скоро я смогла оправиться от унижения, которое вытерпела на суде, и избавиться от чувства вины перед семьей Фила. Все это время дядя Билл держался в стороне, видимо, из опасения, что его тоже могут привлечь к ответственности. Разве не он дал Филу разрешение приставать ко мне? Он сказал ему, что не будет возражать против изнасилования собственной дочери. На его месте я тоже постаралась бы
