зеленорубашечник орал во все горло:
— Мира не будет! Мы всех истребим, кто против нас, а против нас все, кто не с нами. По приказу Гитлера уже изготовлено секретное оружие, которое обладает страшной силой. Никто не знает о нем… Мне сказали об этом под величайшим секретом…
Он так вопил, будто разговаривал с глухонемыми — впрочем, так оно и было, ибо жильцы действительно не слушали его. Однако это ничуть не смущало зеленорубашечника, и он продолжал драть глотку до тех пор, пока не охрип. Но и тогда он не унялся и, склонившись к Розмайеру и Тыкве, что-то втолковывал им хриплым шепотом. Подобное нравоучение длилось долго, до самого отбоя.
На следующий день состоялось заседание группы. Поскольку на нем присутствовал новоиспеченный Тамаш, то ребята собрались не под лестницей, а на той самой площадке, возле улицы, где в день рождения Габи прошли немецкие танки. С тех пор тапки ушли, по площадка осталась. Ребята уселись па траву, и Габи рассказал новичку о всех вчерашних событиях:
— Понимаешь, Тамаш, не так-то легко было раздобыть гаечный ключ у дяди Шефчика, потому что он знает свой инструмент как свои пять пальцев, но Янчи все-таки обхитрил его. Вечером, когда зеленорубашечника не было дома, Денеш, который теперь решил стать механиком, незаметно проник в квартиру и вывинтил в кровати все винты. Потом Янчи положил ключ на место. И вот, когда дали отбой, зеленорубашечник поднялся к вам, в вашу квартиру. Мы велели секретарю проследить за ним. Секретарь, докладывай, что было дальше.
— А дальше было так, — начал секретарь. — Зеленорубашечник закрыл окно, опустил темную штору, но я, понятное дело, заранее прорезал в ней дырку, чтобы все было видно. Ну вот… я увидал, как Шлампетер снял зеленую рубашку, черные сапоги и одежду, в одной ночной рубахе подошел к зеркалу, вскинул вверх руку, пробормотал «баторшаг», потом потянулся и с маху плюхнулся на кровать. Она даже не скрипнула, а мигом под ним рассыпалась. Тяжелая спинка с бронзовыми набалдашниками грохнулась ему на голову, зеленорубашечник запутался в одеяле и, побагровев от натуги, стал звать на помощь, но голос у него пропал. Поняв, что его никто не слышит, он еле-еле поднялся с полу, побежал к окну, но, наверно, передумав, кинулся обратно, быстро натянул брюки, надел зеленую рубашку… Больше я не видал, потому что убежал домой…
Вот что произошло после этого: зеленорубашечник выскочил на балкон и начал хрипло орать, что велит своим братьям-нилашистам арестовать весь дом и те сумеют расправиться с ними, потому что братья-нилашисты не знают пощады! И пора зеленорубашечникам взять власть в свои руки, тогда будет полный порядок, и он покажет этой вонючей пролетарской банде почем фунт лиха. Но зря он орал: никто не вышел, ибо все обитатели дома в этот вечер почему-то спали беспробудным сном. И только один господин Тыква старался успокоить зеленорубашечника, уверяя, что он, как старший по дому, наведет порядок.
А утром зеленорубашечника подстерегали новые неприятности.
На лестнице кто-то протянул веревку, и зеленорубашечник, зацепившись за нее, стукнулся лбом об угол решетки. Но на сей раз уже не кричал. Потирая здоровенную шишку на лбу, он осмотрелся, не видит ли кто (а кроме Габи, этого никто не видел), и торопливо сунул веревку в карман. Шишка у него на лбу росла прямо на глазах, а в голове, наверно, до того гудело, что шел он аж пошатываясь — так, во всяком случае, казалось Габи, который проводил его до самого проспекта Арена.
О том, что проводил он зеленорубашечника только до проспекта Арена, Габи никому не сказал. Он решил пока не сообщать об этом группе, за исключением секретаря, от которого у него не было тайн. Но и секретарь узнает эту тайну лишь тогда, когда станет главным секретарем, потому что тайна эта исключительной важности.
Дело в том, что на проспекте Арена он встретил одного человека.
Человек этот стоял напротив авторемонтной мастерской и, привалившись к дереву, читал газету. Габи, стараясь не потерять из виду зеленорубашечника, налетел прямо на него. Человек сначала испуганно прикрыл лицо газетой, а потом опустил ее и, уставившись на Габи, проворчал:
— Ты что, пострел, на людей налетаешь?
Габи хотел бежать дальше, так как зеленорубашечник был уже далеко, но голос человека показался ему знакомым. Он поднял глаза и увидел черную шляпу. Однако круглая бородка и пышные усы поставили его в тупик. Несколько секунд он старался вспомнить, где же он слышал этот голос, но тут взгляд его остановился на сером пальто, и он радостно заулыбался.
— Здравствуйте, дядя Келемен! — воскликнул он.
— Какой еще дядя Келемен? — прикрикнул на него человек. — Иди своей дорогой, никакой я тебе не дядя Келемен.
— Ну, тогда… — Габи понизил голос, — тогда… дядя Чепань.
Человек взял Габи за плечи, сжал их, как клещами, и Габи взвизгнул от боли.
— Убирайся прочь! — прошипел человек. — Какой я тебе Чепань? Уходи и не болтай!
Он оттолкнул Габи и быстро зашагал в сторону улицы Лехел. Но теперь Габи точно знал, что это именно он, и побежал за ним. Догнав, он дернул его за серое пальто.
— Дядя, неужели вы меня не помните? — прошептал он. — Я Габи, друг господина Шербана…
Человек круто остановился, повернулся, взял Габи за подбородок и пристально посмотрел ему в глаза.
— Кажется, и в самом деле это ты, — протянул он. — Ну тогда здравствуй, дружище, и навсегда забудь о том, что ты меня видел. Уж поверь мне, такие дела не по плечу мальчишкам. Ну, прощай!
Он уже было тронулся в путь, но Габи удержал его за пальто.
— Дядя, — торопливо произнес он, — не уходите, мы тоже участники движения Сопротивления, я — его председатель, старший Шефчик — секретарь, а дядя Шербан — советник, и это наш условный знак. — Он согнул указательный палец. — У нас есть даже свой тайный пароль: «Ребята не подведут!»
Все это он выпалил залпом, боясь, как бы человек не ушел. Андраш Келемен, или Янош Чепань, или, вернее, бородатый незнакомец смотрел на него во все глаза.
— Чего участники? — недоуменно спросил он. — Движения Сопротивления?
— Да… и у нас есть своя боевая группа. Пока мы объявили войну нилашистскому брату Теофилу Шлампетеру. Глядите, вон… куда он пошел.
Они посмотрели в ту сторону, куда ушел зеленорубашечник, но тот уже скрылся за углом. Человек с несколькими именами спросил у Габи, какой он из себя, этот Шлампетер. Габи рассказал, что у него маленькие усики, кривые ноги, черная шапка и называется он начальником нилашистского участка и братом.
— Братом! — с горькой иронией протянул человек. — Он такой же брат остальным людям, как Каин Авелю. Только поджидает момента, чтобы казнить и убивать честных людей. Но послушай, малец. Этот злодей, брат таких же злодеев, весьма и весьма интересует меня. Как бы мне подробнее разузнать о нем? Где он бывает, чем занимается? А?
— Это очень просто, дядя Чеп… — захлебнулся от восторга Габи, — ребята всё разведают.
— Впрочем, ладно, — махнул рукой человек. — Не детское это занятие.
— Группа тоже не детское занятие, — не без гордости произнес Габи. — Группа — очень даже серьезное дело. И теперь, когда пришло время установить… как ее… связь с движением…
— Ты понимаешь, что говоришь? — удивился тот. — Какие еще «связь установить», «движение»? Откуда ты набрался таких слов?
Габи густо покраснел. Как ответить? Он что-то пролепетал, покряхтел и, наконец, глубоко вздохнув, признался, что подслушал или, вернее, случайно услышал все, о чем они разговаривали с доктором Шербаном в то памятное воскресенье, 19 марта 1944 года, когда он, Габи, смотрел в микроскоп. Именно тогда он услышал и о движении Сопротивления, и о связи. Но он никому и ничего не говорил, даже своему секретарю, хотя тот скоро станет главным секретарем.
Бородатый внимательно выслушал Габи, потрепал его по щеке, назвал славным мальчишкой, и они договорились, что Габи и его ребята будут денно и нощно следить за зеленорубашечником.
— Обо всем, что разузнаем, мы доложим движению Сопротивления, — твердо сказал Габи.
— Ишь чего захотел! — засмеялся человек. — Обо всем расскажете товарищу Шербану… то есть доктору Шербану. Ясно?
На этом они и расстались, но, как бы то ни было, Габи почти был уверен, что он все же наладил связь
