– Пришел попрощаться. Уезжаю на несколько недель.
– Куда же?
– На поиски Адольфа Эйхмана.
– И вы полагаете, что это вам удастся?
– Полной гарантии, конечно, нет, но я почти уверен.
Нахмиас пожелал удачи.
Как назло, в те дни я был занят одним иностранным гостем высокого ранга. И как бы ни поджимало время, я не мог не выполнить своих обязанностей по отношению к гостю. И не только из вежливости: он не должен был догадаться, что я занят неким экстренным делом. После того, как Эйхмана доставят в страну, высокий гость может сопоставить факты и сообразить, что из Аргентины преступника выкрали израильские оперативники, а лишние политические осложнения нам были ни к чему. Я не знал, как наше собственное правительство отнесется к захвату Эйхмана, как поведут себя члены его семьи и аргентинские власти. Мы предполагали, что если газеты раструбят о появлении палача в Израиле, но не сумеют доказать, что доставили его сюда именно мы, то семья не сможет требовать у аргентинских властей возвращения Эйхмана. Следует всячески скрывать наше участие в похищении – пусть нас сколько угодно подозревают, лишь бы ничего не доказали.
28 апреля, накануне отъезда, я принимал дома высокого гостя, позаботившись, чтобы нам никто не помешал – ни визитом, ни звонком. Он рассказал мне, что в Южной Америке каждый, кто пытается разменять стодолларовую банкноту, вызывает подозрение: уж не фальшивомонетчик ли? Улучив минуту, я попросил моего шофера выяснить какие деньги для меня приготовлены, и оказалось – вся сумма в стодолларовых банкнотах! Пришлось моему порученцу срочно, среди ночи, менять эти банкноты на мелкие. Гость засиделся до полуночи. А потом пришли подчиненные, чтобы уточнить детали работы в мое отсутствие. Лишь на рассвете я занялся сборами. А поскольку мне предстояло изменить внешность и выдавать себя за другого человека, приготовления были не так уж просты. Закончил уже к утру. Надо было спешить на аэродром провожать моего гостя. Я молил Бога, чтобы отлет не задержали. Как только его самолет взлетит, я отправлюсь домой, возьму багаж и документы и вернусь в аэропорт, чтобы вылететь в Европу. Даже легкая задержка с отъездом гостя могла сорвать мою поездку. Разумеется, я мог объяснить, что тороплюсь на срочную служебную встречу и проводить гостя не сумею, но где гарантии, что потом мы не встретимся в аэропорту как два пассажира?
На мое счастье, все произошло вовремя. С женой я простился, как обычно – без лишних слов. Она знала, что я время от времени исчезаю и что расспросы бесполезны. Я предупредил ее, что на сей раз буду отсутствовать три-четыре недели и не смогу писать с дороги.
Ночью я уже был в Европе, в пункте, предусмотренном нашим планом. Нахум Амир ждал в местном аэропорту. Кроме Нахума о моем прибытии знал только Эфраим – прямой начальник Шалома Дани. От Эфраима я выслушал тяжкие сетования на то, что собираюсь отнять у него Шалома. В то время Эфраим выполнял несколько важных поручений и опасался, что отсутствие Дани повредит делу. Я старался объяснить, что у меня нет выбора, и я в любом случае заберу Шалома.
В ту ночь я долго разговаривал с Нахумом – объяснял, почему не включаю его в состав оперативной группы в Аргентине: он единственный знал все подробности, имена членов группы и псевдонимы, маршруты движения, состояние документов. Крайне важно для дела, чтобы Нахум оставался в Европе, в особенности на случай неудачи, если нашим работникам придется уходить из Аргентины любыми возможными способами. Без Нахума им пропасть, лишь он сумеет вернуть им настоящие документы и направить к исходным пунктам – в Израиле или вне его.
Нахум не скрывал огорчения, но понял меня.
На следующее утро я выехал в соседнюю страну и оттуда вылетел в Аргентину. Только в самолете у меня, наконец, появилось время изучить мои новые документы и легенду.
На одном из промежуточных аэродромов, где самолет заправлялся, я вошел в здание аэропорта и вдруг услышал по радио, что меня вызывают в бюро информации. На весь аэропорт громко прозвучало мое новое имя. Я был ошеломлен. Никто в этой стране и на этой остановке не должен был встречаться со мной; во всем мире считаные люди знали, как сейчас меня зовут. Видимо, случилось нечто такое, что делало конспирацию излишней.
Меня настоятельно вызывали, и я стал осторожно приближаться к бюро информации.
Неподалеку от окошка, за которым сидела служащая бюро в униформе, я остановился, все еще не решаясь назвать себя, как вдруг меня опередил запыхавшийся мужчина. Он громко произнес мое имя и фамилию.
Я понаблюдал еще немного и окончательно убедился в том, что произошло невероятное совпадение. Судьба сыграла со мной шутку, но к счастью, все обошлось.
Полет был долгий и утомительный, со многими промежуточными посадками, опозданиями и бесконечными ожиданиями. Усталость взяла свое, и большую часть пути я проспал.
17. Дома и автомобили
В Буэнос-Айресе авангардная группа в первую очередь занялась поиском квартир, где можно было бы укрыть арестованного, расселить участников операции, разместить их багаж и оборудование. По плану этим должен был заниматься Ицхак Нешер, но в утренние часы помогали и все остальные, поскольку наблюдать за домом Клемента имело смысл только после обеда и по вечерам.
В посреднических конторах получили списки домов и квартир, которые сдавали или продавали в районе между Буэнос-Айресом и Сан-Фернандо. Кроме того, день за днем изучали объявления в газетах на английском и немецком языках, рассудив, что хозяин виллы, желающий сдать ее в аренду, поместит объявление прежде всего в газете для иностранцев. Ицхак Нешер пользовался такси, но вскоре решили нанять для него автомобиль.
27 апреля Эуд, Кенет и Менаше поехали осматривать дом примерно в 150 километрах от Буэнос-Айреса. По описанию посредника, это было как раз то, что нужно. Но прибыв на место, парни были разочарованы.
Ицхак тоже не нашел ничего путного в тот день: как правило, владельцы хотели не сдать, а подороже продать свои дома. Те же дома, которые предназначались для аренды, никак нам не подходили. Мешало еще одно обстоятельство: многие дома сдавали в аренду вместе с садовником, или со сторожем, или с домработницей. Когда же наши пытались отделаться от прислуги, это вызывало недовольство, а то и
