расположены. На мой взгляд, хотят установить с нами тесные контакты, а ты кобенишься.
– Мы на них произвели впечатление, и это основное. А чего они хотят, меня не интересует. – Он помолчал. – Я покупаю золотые монеты, торгуюсь, как последний лавочник, выписываю чек, а монеты – золотые, заметь! – с собой не забираю. Почему?
– Чтобы нас не ограбили на парковке?
– Допустим, но не это главное. Я предоставляю этим лохам возможность убедиться в том, что чек подлинный, и только после этого отослать нам монету. Улавливаешь?
– Не врубаюсь я что-то! – покачал я головой.
– Наша акция, внушающая доверие, производит впечатление! – сказал Джин с расстановкой.
В помещении было душно, но Джин, похоже, уходить не собирался. Он у каждой витрины останавливался, ни одной монеты не оставил без внимания, а я буквально валился с ног от усталости.
Когда мы сели за грязный столик, купив в автомате кофе в бумажных стаканчиках, он поморщился.
– Куда подевалась романтика? – спросил он, не ожидая ответа. – Разве золотые монеты не должны находиться в выстланных бархатом сундучках английского дуба в окружении честнейших охранников? – Он окинул взглядом навесной потолок из пластика и вздохнул. – Антураж все портит. Дешевка!
Допив кофе, он освежил дыхание извлеченным из кармана аэрозолем и поднялся.
– Вперед, командир! – произнес он вполголоса. – Кто ищет, тот находит…
Джин обнаружил монету, которую мы искали, на стенде под вывеской: «Нед. Чистое золото».
– По-моему, нам повезло! – воскликнул он, изобразив восторг.
Нед, сидевший в инвалидной коляске, смял недокуренную сигарету и подался к нам верхней половиной туловища, чтобы было лучше слышно. Он напомнил мне героя войны, которому изменила жена.
Балладу Кенни Роджерса «Руби, не бери любимую в город» слышали? Ну так вот!..
Потом Нед улыбнулся и подкатил к нам. Ему явно льстило, что к нему залетели такие важные птицы, как мы. Мы произвели на него впечатление, он на нас – тоже.
На нем были шляпа для рыбной ловли с какими-то мухами на полях, рубашка с короткими рукавами с узором в виде лошадей на груди, шорты цвета хаки, белые носки и, дабы не подчеркивать увечье, черные грубые башмаки. Крошечная желтая булавка с черной полосой по диагонали на шляпе Неда привлекла внимание Джина.
– ВВС? – спросил Джин.
Нед кивнул:
– Ты тоже?
Джин покачал головой и протянул руку.
– Semper Fi, приятель! – ввернул он латынь ни к селу ни к городу.
Нед стиснул руку Джина.
– Semper Fidelis, стало быть… «Всегда верен!» – девиз морской пехоты. Нереально! А твой дружок?
Я раскрыл было рот, но Джин меня опередил:
– Он британец. Служил в Королевской конной гвардии.
Нед сделал большие глаза – возможно, не поверил.
– Кавалерист, значит? Что скажешь, британец?
– Habeas corpus, – нашелся я и подмигнул.
– Закон о свободе личности – в порядке закон. К примеру, при задержании требует предъявления судебного обвинения в течение суток. Помню, с британцами у меня в семидесятом в Германии любопытнейший «хабеас корпус» приключился.
– Меня тогда там не было, – заметил я. – В то время я еще бегал в коротких штанишках. Возможно, в семидесятом в Германии в сухопутных войсках служил мой отец. Он… м-м-м… недавно вышел в отставку.
– Что тогда с тобой случилось, Нед? – спросил Джин, перехватив мой взгляд.
– Однажды, в одном запретном местечке, очередью из автомата прошили нижний отдел моего позвоночника. Ни за что ни про что!..
Джин вдруг сделал круглые глаза и уставился на один из выставленных в витрине желтых кругляшей.
– «Орел» 1872 года! Покажи-ка!
Нед взмахнул мощной рукой, наверняка стоившей жизни многим азиатам.
– Бери сам, морпех!
Джин натянул перчатку, взял монету, взглянул на меня.
– По-моему, мы нашли то, о чем мечтает ее светлость.
Я кинул внимательный взгляд на монету и улыбнулся.
– Думаю, она будет очень рада, – заметил я. – Я сразу позвоню ей, если ты договоришься о цене.
Когда я шагнул в сторону от витрины, Нед схватил меня за руку:
– Да ты хоть знаешь, что это за монета, сынок?
– Разумеется! – Я вскинул брови. – Это десятидолларовая монета чеканки 1872 года. Данный конкретный образчик отчеканен на Монетном дворе в Карлсон-Сити, штат Невада. Девяносто процентов золота, десять процентов меди, вес – чуть более восьми граммов. Незначительный износ, сохранность семь или восемь баллов по десятибалльной шкале. Больше пока ничего добавить не могу, кроме того, что мой коллега хочет совершить покупку.
На улице было еще светло, когда мы шагали по почти пустой автостоянке. Насекомые во влажном вечернем воздухе кишмя кишели. Влажность, по-моему, зашкаливала. Хотелось расстегнуть рубашку, а галстук пульнуть под колеса проносящихся мимо машин. Хотелось расслабиться, завалиться в какой-нибудь бар, отвести, так сказать, душу. Джин намеревался что-то считать-подсчитывать, писать-подписывать, так что расслабуха мне не светила. Однако мне нечего было терять, поэтому я, кивнув в сторону бара в конце парковки, сказал:
– Давай вмажем по холодному пивку перед тем, как отправиться в путь.
Джин не отводил взгляда от легкого спортивного самолета, который взлетал с летного поля, расположенного неподалеку.
– Убери закрылки, придурок! Выжимай газ до предела, – донеслось до меня.
Дались ему эти самолеты! Авиатор хренов…
– Джин, сейчас пиво со скидкой, пошли опрокинем по кружке! – повысил я голос.
Он проводил тоскливым взглядом самолет, растаявший в дымке, повернулся ко мне и процедил сквозь зубы:
– Рабочий день еще не окончен, садись, поехали!
Я всю дорогу курил, а Джин гнал на юго-восток, и скоро мы остановились у придорожного мотеля.
– Вылезай, приехали! – скомандовал он.
– Долго это будет продолжаться? – усмехнулся я.
– Ты это о чем?
– Мне осточертели мотели вроде этого. Это же дыра! Ни мини-бара, ни даже самого паршивого телевизора. Мне осточертело вкалывать по семь дней в неделю, без выходных. Я тебе кто? Мальчик на побегушках? Болтаюсь с тобой без гроша в кармане. На-до-е-ло!
– Кончай стебаться! Разберемся… Жди меня в машине, а я – к администратору.
Через пять минут он вернулся, и мы потопали в свой «фургон». Джин первым вошел в наше убогое пристанище, включил свет и попятился, когда стая американских тараканов метнулась из-под его ног в обшарпанную кухню.
Джин врубил кондиционер, повесил костюм на вешалку-распялку, которую стащил из парижского отеля «Жорж V», разделся и остался в одних трусах. Затем он открыл свой кейс, взял упаковку
